«Нет, нет, пожалуйста, нет».
«Мама!» – раздаётся детский голос. Обернулась: не ей. А потом вот они, эти кроссовки на ногах сына, из‑за которых тогда вышел спор в магазине. Подавай ему ярко-желтые – стирать замучаешься. Только глянула – и отвернулась. Всё было понятно: мёртв.
А та женщина, которой кричали «мама», вытирает слезы счастья. Как хочется быть на её месте… «Верните сына! Буду стирать эти кроссовки каждый день! Куплю ему красные, зеленые, белые, лишь бы было кому их носить!»
Проглатывая стон, мотая головой, отрицая ужасную действительность, идёт дальше, мимо рядов и картонных табличек.
Шестой «Б». Возле кого‑то бьётся в истерике женщина. Молча, закрыв глаза, сидит мужчина, поглаживая ногу лежащей на земле девочки – это Лера из дочкиного класса. А вот и дочь. Ее малышка, которой только вчера сделали первый маникюр, и ей не терпелось похвастаться им перед одноклассницами.
Тоже в ряду. Тоже лежит. Тоже не дышит.
Длинный выдох. «Скажите мне, кто-нибудь, «мама»…
Просто не нужно закрывать глаза.
Оксана проморгалась. Надо же, задремала под убаюкивающий гул самолёта. Потянулась, разминая тело. Расплела и заново заплела «колосок» из своих выцветших, с пепельными прядями, волос, смотрящихся как мелирование, которое она любила когда‑то.
Их группа, закончив базовое обучение, отправлялась на войну. Оксана не помнила, сколько длилась подготовка. Всё время, прошедшее с «того самого дня», старалась забыть и не вспоминать, изнуряя себя тренировками. На физподготовке было легко – бегать, прыгать, отжиматься до седьмого пота, чтобы, вернувшись в казарму, принять душ и упасть без задних ног. Главное – не думать, не вспоминать.
На тактике и других подобных предметах приходилось сложнее – необходимость концентрироваться возвращала ее в реальность, где нет любимых рядом, нет своих родных крошек. «Ничего, – успокаивала себя Оксана, – недолго осталось».
Оставаясь безразличной к попыткам политических элит вызвать слепую ненависть к врагу, она мечтала свести личные счёты. Плевать ей на весь род человеческий и угрозу его исчезновения. Это были дети. Её дети.
Оксана оглядела девчонок из группы. Ну, как девчонок – всем уже ближе к пятидесяти. Многие, как и она, потеряли родных, свои семьи. Она среди них самая молодая – сорока еще нет.
– Женщина, вы хорошо подумали? – не унимался тип из призывной комиссии. – Ваш возраст не подлежит обязательному призыву, вы можете принять участие в программе ВРЧ.
И девчонки поначалу докапывались, выясняя, почему не осталась в тылу, ведь могла.
– Все кого‑то да потеряли, – рассуждала вслух Гала. – Но ты, в отличие от нас, можешь начать всё заново…
– Да отстаньте от человека, – заступалась Тамара. – Начать, начать… Кто‑то должен и заканчивать.
ВРЧ – программа восстановления рода человеческого, предполагающая особенную социальную заботу о женщинах детородного возраста. Потери после нападения исчислялись миллиардами людей. Мир паниковал. Здоровых, способных рожать, окружали всеми доступными благами. Сформировалась новая элита. Возрастные, «отбракованные» по состоянию здоровья, не способные рожать в силу репродуктивных нарушений отправлялись на фронт. «Нас незачем беречь, – ворчала Гала, – мы «не люди». А мой теперь непонятно кого брюхатит».
Галу можно было понять. Ведь до войны после пятидесяти, наверное, начиналась самая жизнь – появлялось больше свободного времени, выросшие дети заводили свои семьи, можно было распоряжаться собой, как душа пожелает.
Гала с удовольствием проводила выходные с внуками, вечерами после работы посещала спортивный зал, могла сорваться со своим Колей на выходные в Петербург («а что это мы до сих пор «Аврору» не видели?») или уехать на Алтай. Летом они любили пропадать на даче, радовались каждому новому кабачку на грядке, зимой смотрели сериалы.
Мобилизация коснулась прежде всего молодых мужчин и женщин старшего возраста. По логике военных, крепкие парни нужны на передовой, а «сделать новых людей» могут и здоровые мужчины старшего возраста с хорошей спермограммой. Женщин, которые уже не могут рожать, просто не жалко.
Теперь Коля с безупречными анализами был обязан оплодотворять других женщин, причём естественным путём. «Некогда им возиться с пробирками, видите ли, времена не те», – сетовала Гала. И непонятно, кому в этой ситуации было хуже – женщине, обязанной делиться своим мужчиной из‑за госпрограммы, или моногамному Коле. Он писал жене, что может выполнить этот долг, только представляя на месте будущей роженицы «свою Галу».
Подобные разговоры были Оксане безразличны. Ее муж Михаил пропал без вести, она была уверена, что он погиб. А когда представляла его на месте Коли, то даже не ревновала – какое это все
