скажете о шведках? – продолжал задавать вопросы Смолев.
– Об Урсуле и Аннике? Сложно сказать, – задумчиво покачала головой Лили. – Мы поговорили совсем недолго, но мне показалось, что наш разговор им был отчего-то в тягость. Они были предельно вежливы и доброжелательны, но тем все и ограничилось – словно витрина из стекла, за которую никак не пробиться. Закрытые, очень сдержанные, прекрасно воспитанные, – все, что я могу пока о них сказать. Мне даже показалось, что они гораздо больше англичане, чем мы, если вы понимаете, о чем я… Впрочем, я наполовину ирландка и горжусь этим! Кстати, у них отличный английский, в отличие от того странного господина с шарфом. Кажется, Риккардо? Он пытался сказать…
– Провалиться мне на этом месте, если я вообще понял хоть слово из того, что он нам пытался сказать, – в который раз перебил супругу Джеймс. – Он нес какую-то совершеннейшую абракадабру!
– Никакого разговора у нас не вышло, – подтвердила Лили. – Потом одна из студенток нам перевела с итальянского, что он журналист из Рима и приехал на юбилейный концерт одного очень известного испанского композитора, что на днях должен состояться на Паросе…
– Концерт? – уточнил Смолев.
– То ли концерт, то ли фестиваль, я лично толком не разобрал, – меланхолично покачал головой археолог, но тут же оживился и добавил: – Запомнил только, что пятьдесят лет творческой деятельности – уж чем, а датами меня не собьешь!.. Музыканты едут со всей Европы. Три дня гитарной музыки! Мы даже заинтересовались, не посетить ли нам его с Лили. Правда, у меня сейчас в музее очень много работы по датировке последних находок, но думаю, что я смогу выкроить время…
– Гитарной музыки, говорите? На Паросе? Любопытно! Как имя композитора? – заинтересовался Смолев.
– У меня отвратительная память на имена, Алекс, – сокрушенно покачал головой Бэрроу, снова наполняя бокал и присаживаясь на стоявший рядом со столом удобный стул: ноги его уже не держали. – Тем более – на испанские! Они такие длинные! Я после третьего слова все забываю напрочь! Увы!
– Мигель Антонио Перес Хименес, – произнесла Лили по памяти, прикрыв глаза. – Точно! Я не знаю, кто это. Говорят, что великий испанский композитор двадцатого века. Но всегда можно погуглить! Или спросить у итальянца. Уж вам-то, Алекс, с вашим итальянским, он точно все расскажет, как на духу!
– Спасибо, непременно. Что скажете о нашей польской гостье? – поинтересовался Алекс.
– Мила, мила!.. – покивал Джеймс, сосредоточенно макая наколотый на вилку кусок баранины в йогуртово-чесночный соус, безбожно капая при этом им на скатерть.
– Кто?! Это она-то «мила»? Джеймс, что ты заладил! – возмутилась Лили. – И постарайся поаккуратнее с соусом, прошу тебя, дорогой! Вот, подложи бумажную салфетку… Не слушайте его, Алекс. Полька? Эта чопорная особа в белом костюме! Та еще ханжа, так вам скажу. Она что-то процедила нам
