на второй план и должны занять место позади неё, освобождая ей путь.
* * *
Прошло около месяца. Пора было ехать сдавать первый вступительный экзамен. Начались утомительные сборы. Сумки, одежда, бельё, разбросанное по квартире, книги, тетради, хлопотливая беготня, оханье мамы и угрюмое молчание папы, со стороны наблюдавшего за царившей суматохой.
Наталья Александровна сама принялась укладывать чемодан, одновременно рассказывая дочери, где что лежит. Но от волнения она собрала такую непосильную ношу, что Лена даже не смогла сдвинуть чемодан с места. Тогда девушка достала со шкафа небольшой кожаный чёрного цвета рюкзачок, смахнула с него пыль влажной тряпкой и переложила туда всё самое необходимое для недельного проживания в чужом городе.
Лена отправилась в Москву за день до начала экзаменов, чтобы успеть немного осмотреться и освоиться. Ей предстояло ехать в столицу на поезде, так как у Алексея Михайловича, помимо больного сердца, была ещё и больная спина. Как назло, именно в нужный момент она его и подвела, так что он не смог сесть за руль.
Ясным июльским утром в семь часов по местному времени Лена садилась в фирменный поезд Ярославль – Москва. Робкое солнце медленно вставало с востока, неся за собой убийственную духоту, постепенно поглощающую на своём пути прохладную влагу утреннего тумана. Бледно-розовый горизонт был чист, небо ясно, а солнечные лучи не светили ещё так ярко и не слепили глаза. С каждым мгновеньем краски горизонта становились всё гуще и гуще, наливаясь мягко-жёлтым цветом вселенского светила, чьи лучи, словно щупальца, скользили по крышам низеньких пятиэтажек, по оштукатуренным стенам вокзального здания, косые тени которых ложились на железнодорожную платформу, где кучками теснились провожающие и отбывающие в столицу.
Лена была в странном романтическом настроении, чему способствовала вокзальная атмосфера. Она старалась не думать о предстоящих экзаменах, поэтому не нервничала, что придавало ей уверенности. Родители же, напротив, погрустнели, и, казалось, даже постарели. Лица их потемнели, щёки вытянулись, морщины стали заметнее и глубже. Глаза матери были на мокром месте, но она стойко держалась, чтобы не расплакаться, поэтому неестественно много улыбалась. Отец морщил лоб, и две заметные продольные морщины, сильно выделявшиеся на его напряжённом и печальном лице, выражали глубокую задумчивость. Алексей Михайлович, несмотря на больную спину, всё-таки хотел было поехать с дочерью, чтобы помочь разместиться в гостинице, но она наотрез отказалась, парируя уговоры отца тем, что она не маленькая девочка и всё хочет сделать сама, да и багаж был весьма невелик.
Проводница, высокая, с неказистой фигурой светловолосая женщина с ярко накрашенными губами и тугими кудрями, одетая в хорошо выглаженную синюю форму и белоснежную блузку, громко объявила о посадке, попросила
