тросы. Мгновение спустя Уэст перепрыгнул через борт. Он расстегнул китель, позволив ему соскользнуть с плеч, пока шел по боковой палубе. Внезапно Уэст замер, заметив меня, и его взгляд стал жестче, когда его взгляд пробежал по моему лицу.
– Что произошло? – процедил он сквозь зубы.
Позади него Падж поднял руку и провел ею по своей бритой голове. Его плечи нервно напряглись, и я не совсем понимала почему. Если бы даже я утонула в подводном течении, это не было бы проблемой Уэста. Хотя, возможно, это была всего лишь очередная проверка.
– Поскользнулась на кливере и упала на ванты, – сказала я, поворачиваясь к нему спиной.
Я чувствовала его взгляд на своей коже, когда бросила пустой панцирь в ведро, стоящее у моих ног. Уэст исчез в своей каюте, и я глубоко вздохнула, зажмурив глаза от обжигающей боли, ползущей вверх по шее.
Когда я снова их открыла, Остер стоял у стола. Он поставил передо мной миску, а я потянулась за очередной парой крабовых ног. Я посмотрела на дымящуюся похлебку и с трудом сглотнула.
– Я не голодна.
– Ты работаешь – ты ешь. Это справедливо, – сказал он, придвигая миску ближе ко мне.
Я подняла глаза, изучая его лицо. В его глазах не было и намека на злой умысел, но некоторым людям удавалось скрывать свои истинные намерения лучше, чем другим. Любой, кто посмотрел бы на меня, вероятно, сразу понял, что я умираю с голоду, но я не могла позволить себе оказаться перед кем-то в долгу.
– Ты очистила целую краболовку. Все честно.
Он взял одно из ведер и ушел, оставив меня в одиночестве на боковой палубе.
Моя рука сжалась на краю разделочного стола, когда я прильнула к нему, погрузившись в размышления. По правде говоря, для меня не имело значения, почему Падж давал мне еду. Мне нужно было поесть, особенно если впереди меня ждало несколько дней лихорадки.
Я уронила колотушку и взяла в трясущиеся руки миску, осторожно поднеся ее ко рту. Соль и специи обожгли поврежденную кожу вокруг губы, но бульон согрел мои внутренности, и я застонала от блаженства. Вкус похлебки воскресил череду выцветших, затертых воспоминаний, от которых внутри у меня все сжалось. Я зажмурилась, отгоняя непрошеные видения, прежде чем они смогли принять более четкую форму. Грязными пальцами я выудила мягкий кусочек картофеля из похлебки, сунула в рот и разжевала, чувствуя, как он обжигает мне язык.
Мой взгляд упал на закрытую дверь каюты шкипера, и я задалась вопросом, был ли Уэст в курсе того, что Остер подкармливает меня. Уэст ясно дал понять, что ничего мне не должен. Возможно, миска с похлебкой в обмен на два дня труда, как и сказал Остер, действительно была не в счет. Или, может быть, ему стало жаль меня. От этой мысли у меня почти пропал аппетит.
Я вылила остатки бульона в рот. Мой желудок уже болел, и я вернулась к работе. Как только с последним крабом было покончено, я спустилась по ступенькам с ведром в руках. Скрип корпуса был единственным звуком в темном проходе, где вдоль стен тянулись три двери, каждая из которых
