пятеро.
Когда я рос, часто слышал фразы: «Этого можно добиться только по блату, через знакомство», «А у этого папа богатый и родственники». Всю свою жизнь родители (мама и отчим) жили с убеждением, что большие деньги можно заработать только обманом и выгодными связями, а без этого вряд ли можно чего-то достигнуть, намекая, что у меня точно ничего не получится, а значит, я должен довольствоваться малым. И вдруг мне удалось сломать этот стереотип. Без связей и поддержки я начал сам зарабатывать хорошие деньги. Я не рассказывал маме, сколько зарабатываю. Но она видела, что я стал хорошо одеваться, часто ходить в клубы, мог позволить себе дорогие гаджеты, у меня всегда были наличные. Поэтому, думаю, она догадывалась, что я крепко стою на ногах.
Зарплата мамы, кстати, в то время была всего 7 000 рублей. Я же на тот момент зарабатывал уже по 400 000 в месяц – разница колоссальная.
В тот же период у меня произошёл некоторый разрыв с реальностью – стала появляться психологическая деформация. Когда ты зарабатываешь такие деньги, чувствуешь себя королём, звездой, просто уникальным человеком. Это ощущается ещё сильнее, когда в твоём окружении нет людей, которые были бы с тобой на равных. Тогда ты вообще чувствуешь себя избранным. Можешь позволить себе то, что другим не по карману.
Мне часто встречаются ребята с теми же изменениями в самооценке и мировосприятии, что пережил я сам. Я легко это распознаю. Так бывает и при доходе в 150 000, и в 1 500 000 рублей. Всё зависит от крепости психики: каждого начинает «бомбить» на своём уровне.
Когда я работал на «Горбушке», у меня была даже своя философия: чем больше я потрачу за день, тем больше ко мне придёт. Не знаю точно, как и почему, но это работало – может, потому что я в это верил. Тем не менее я мог спустить на развлечения 80 000 рублей за один вечер, а потом за 1–2 дня заработать больше.
Время от времени мама пыталась учить меня, как, с её точки зрения, правильнее распоряжаться заработанными деньгами. Но все её советы укладывались в парадигму, в которой она привыкла жить. Мама была уверена, что деньги нужно беречь. А ещё лучше – куда-нибудь спрятать, чтобы о них никто не знал. Эти установки скорее сдерживали, чем позволяли развиваться: бережливость погружала в состояние отчаяния, словно ты сидишь на последних своих деньгах и больше их у тебя уже никогда не будет; способность тратить деньги, наоборот, давала ощущение внутренней свободы и уверенность в том, что я снова заработаю, и ещё больше.
Но в конце концов я маминым советом всё-таки воспользовался, потому что денег просто не оставалось на руках и каждый день нужно было их добывать, и, когда эйфория от успеха стихла, я понемногу начал копить. Тогда у меня дома был шкаф с двумя дверцами и тремя выдвижными ящиками внутри. Вот в один из них я и складывал наличные. И каждый раз давал себе обещание, что не потрачу. Если убирал туда – больше не трогал. Считал, что их просто нет.
Это были времена, когда денег на руках у меня было много. Мне казалось, я могу себе позволить практически всё, что захочу. Порой тратил почти бездумно.
