оборванца, офицер жестом подозвал одного из денщиков и что-то приказал. Тот выхватил из рук просителя канистру и скорехонько засеменил к только что заправившейся у нас «шишиге» (в простонародье – «ГАЗ-66»). Пока он перекачивал содержимое бака в канистру, офицер торговался со стариком. Наконец они сошлись в цене и стукнули по рукам. Покопавшись в глубине своего халата, покупатель отсчитал капитану несколько кредиток. Исполнительный сарбоз вручил старику полную канистру и вскоре тот скрылся так же внезапно, как и появился.
Так мне обидно за того афганского капитана стало, что я хотел тут же подойти к нему и по-мужски высказать все, что о его торговле думаю, но прозвучала команда «вперед», и колонна медленно поползла дальше.
За перевалом сразу же открылись взору пригороды Меймене. До лагеря оставалось еще около двух километров, в то время когда в долине уже начало смеркаться. Пошли быстрее, чтобы до заката успеть расположиться на новом месте. Кишлаков, простирающихся по сторонам дороги, за густыми садами, почти не было видно. Лишь дымки да рев напуганных грохотом колонны животных указывали на то, что где-то рядом затаились таинственные афганские селения.
Только перед самым городом тополиные рощицы и сады расступились и перед взором возникла высокая глинобитная стена средневековой крепости с башенками по углам и узкими прорезями бойниц. Подъехав поближе, я разглядел свежезаделанный пролом, разнокалиберные пробоины и автоматные строки душманских ультиматумов на стене.
«Эта крепость, наверное, выдержала долговременную осаду, – подумалось мне, – вот только что-то защитников не видно?»
Словно в доказательство того, что эта глинобитная цитадель еще жива, из закопченных проемов и бойниц сначала нерешительно, а затем все смелее и смелее начали раздаваться приветственные крики разношерстно одетых людей с автоматами и винтовками в руках. Защитники восторженно махали руками, оружием, чалмами, выказывая тем самым свою неизмеримую радость при виде союзников. Из раскрытых настежь ворот вывалила толпа ополченцев и, став по обе стороны дороги, с любопытством и страхом глазела на нас. Были слышны часто повторяющиеся восклицания «шурави», «рафик», что в переводе означало «советские», «товарищ».
Откровенно говоря, было радостно сознавать, что хоть ополченцы, то есть афганцы, пострадавшие от душманов и взявшие в руки оружие, чтобы защитить свои семьи и очаги, были искренне рады нашему присутствию.
Дальше дорога пересекала неглубокую речушку, через которую был перекинут не пригодный для движения, наполовину разрушенный мост. За переправой пошла хорошо укатанная грунтовка, с обеих сторон зажатая уже ставшими привычными нам дувалами. Только в центре стали попадаться двух-трехэтажные, явно европейского типа, здания. Улочки Меймене, несмотря на их тесноту, были наполнены праздной суетой, криками зазывал и торговцев. Горожане, духанщики, дехкане, сарбозы – все пестроцветье лиц и одежд азиатского города
