снова отрезал мой начальник.
– Анна Павловна, война войной, а обед по расписанию. – Какой-то избитый штамп не в тему задвинул я.
Она никак не отреагировала на мою реплику. Ситуация приняла критический характер, так как уже стал понимать, что в обеденный перерыв она не покинет наш кабинет. Я зашел на последнюю попытку:
– Кстати, а что у Вас на обед?
Павловна была повернута на здоровом питании, поэтому она не питалась в нашей столовке, а приносила из дома «правильную» еду. Булгур, нут, чечевица и другие труднопроизносимые названия тех яств, которыми «травила» Павловна себя на протяжении всего периода работы в нашей фирме, были мне совершенно незнакомы. Страшно представить, как мучился ее супруг, как корчился он в судорогах, когда она кормила его всей этой «вкуснятиной». А если серьезно, то эта наверняка полезная пища негативно влияла на ее здоровье – Анна Павловна теряла вес и находилась к тому моменту в стадии анорексии. Незадолго до того дня она посетила доктора. Взглянув на ее анализы, врач поинтересовалась о ее рационе и, углядев в ее конституции ярого представителя здорового питания, настоятельно порекомендовала употреблять больше железосодержащих продуктов животного происхождения, «иначе будет плохо». Павловна вняла советам и даже стала на обед употреблять куриное мясо, правда, отварное.
– Ничего. Я ничего с собой не взяла.
Сказать, что я был удивлен ее ответом – ничего не сказать. Весь ее образ жизни был сплошным перфекционизмом. Все, что бы она ни делала, было совершенным, с человеческой точки зрения, разумеется. Мне порой даже казалось, что у нее вся жизнь распланирована точно по дням, часам и минутам. Она наверняка даже знала, когда родит своего первого ребенка, а тут такое – «я ничего с собой не взяла».
– Как же так? Ну Вы хотя бы сходите в столовую. Сегодня у них очень вкусный салат «Дружба», – слукавил я.
– Ай, не хочу! А ты чего не идешь обедать?
– Вот сейчас и пойду, – вздохнул я, поднялся с кресла и вышел из кабинета.
Моя надежда на лучший исход разбилась вдребезги, разлетелась на мелкие осколки. Что же теперь делать? Идти, просто идти, думал я. Нет, только не в столовую. Просто идти. Ну хотя бы в производственный цех. Но только идти. Нужно было думать, нужно было что-то придумать. А я за собой всегда замечал, что мне лучше всего думалось во время ходьбы. Поэтому весь обратился в движение.
Цех был полон какофоний звуков разных тембров и тональностей. Этакий производственный оркестр. Каждая экструзионная линия пела на свой манер, шелкография и тиснение – на свой. За несколько лет я научился различать все эти звуки и, стоило мне войти в цех, я уже знал, что работало, а что нет. То, что печатные установки не издавали никаких звуков, меня мало волновало, главное, чтобы работали экструзионные установки, так как их работа и технологический процесс входили в мои обязанности. Сразу войдя в цех, мое «музыкальное» ухо сразу определила простой третьей линии – меня
