которых оставил в Иолке, я направился к острову Скирос. Изнывая от скуки, я жаждал дружеской компании, но не было в Иолке друга, который мог бы сравниться с царем Скироса Ликомедом. В жизни ему повезло: его никогда не изгоняли из отцовских владений, не пришлось ему ни сражаться не на жизнь, а на смерть, чтобы урвать себе новое царство, ни воевать, защищая его. Его предки правили своим скалистым островом с начала времен, богов и людей, и трон перешел к нему по наследству, после того как отец его умер в своей постели в окружении сыновей и дочерей, жен и наложниц. Отец Ликомеда придерживался законов старых богов, так же как и сам Ликомед, – правителям Скироса моногамия не пристала!
Со старыми богами или с новыми, но Ликомеду предстояла именно такая смерть, в то время как о моей сказать наверняка ничего было нельзя. Я завидовал его размеренному существованию, но, гуляя с ним по его садам, понял, что оно полностью лишено основных жизненных радостей. Его царство и титул значили для него меньше, чем мои – для меня; он выполнял обязанности истово и добросовестно, будучи добросердечным человеком и разумным правителем, но ему недоставало упрямой решимости любой ценой сохранить то, что ему принадлежало, ведь никто никогда не угрожал отнять у него хоть малую часть.
Потеря, голод, отчаяние – я очень хорошо знал значение этих слов. И любил свое завоеванное кровью Фессалийское царство так, как он никогда не любил Скирос. Фессалия, моя Фессалия! Я, Пелей, был верховным царем Фессалии! Цари присягали на верность мне, Пелею, нога которого впервые ступила на берег Аттики всего несколько лет назад. Я был правителем мирмидонян[5], людей-муравьев из Иолка.
Ликомед прервал мои мысли, спросив:
– Ты думаешь о Фессалии?
– Как мне не думать о ней?
Он взмахнул белой мягкой рукой:
– Дорогой Пелей, я обделен твоим энтузиазмом. Там, где ты ярко пылаешь, я медленно тлею. Но я доволен, что это так. Будь ты на моем месте, ты бы не остановился, пока не завладел бы каждым островом между Критом и Самофракией.
Я прислонился к ореховому дереву и вздохнул:
– Я очень устал пылать, старина. И годы уже не те.
– Это истина, о которой не стоит упоминать. – Его блекло-голубые глаза задумчиво оглядели меня. – Ты знаешь, Пелей, что заслужил репутацию лучшего мужа Эллады? Даже Микены воздают тебе должное.
Я выпрямился и пошел дальше.
– Я такой же, как любой другой муж, ни больше ни меньше.
– Как тебе будет угодно, но правда останется правдой. Пелей, у тебя есть все: высокое стройное тело, острый проницательный ум, гений вождя, талант пробуждать любовь подданных – даже лицо твое прекрасно!
– Если ты будешь продолжать свою хвалебную речь, Ликомед, то мне придется собраться и отправиться восвояси.
– Успокойся, я закончил. По правде говоря, я хочу кое-что с тобой обсудить. Для того и была хвалебная речь.
Я посмотрел на него с любопытством:
– И?..
Он
Эак, отец Пелея, потерял весь свой народ во время мора, насланного Герой, но по его просьбе его отец Зевс превратил в людей муравьев, и поэтому новый народ стал называться «мирмидоняне» (от
