столь же мучительным, как и проведенные у дочери в Нормандии выходные; это было почти невыносимо. Они непрестанно играли в карты. Ее зять, этот придурок, непременно хотел посмотреть по телевизору Гран-при «Формулы-1», а в довершение всего в субботу подали маринованный порей, и Матильда потом всю ночь его переваривала.
– Надо было уехать вчера вечером.
Она бросила взгляд на приборную доску с часами, и с ее губ снова слетело бранное слово.
На заднем сиденье поднимает голову Людо. Это крупный годовалый далматинец с глупым взглядом и нежным сердцем. Время от времени он открывает один глаз, смотрит на тяжелый затылок своей хозяйки и вздыхает. Он не всегда полностью доверяет ей: у нее частенько меняется настроение, особенно в последнее время. Сначала все шло хорошо, но сейчас… Нередко ему случается схлопотать пинок под ребра, и он никогда не знает за что. Но он пес компанейский, из тех, что привязываются к хозяйке и не меняют своих взглядов даже в дурные дни. Просто он немножко остерегается ее, особенно когда чувствует, что она взвинчена. Сегодня как раз такой случай. Видя, как она дергается за рулем, он предусмотрительно ложится и притворяется мертвым.
С тех пор как Матильда выехала на трассу, она вот уже в двадцатый раз мысленно прикидывает путь до авеню Фоша. По прямой она была бы там меньше чем через пятнадцать минут, но остается тоннель Сен-Клу, а это настоящее бедствие… Ни с того ни с сего она вдруг разъяряется на весь мир, а в особенности на дочь, которая вообще ни при чем, но это соображение Матильду не останавливает. Каждый раз, приезжая к дочери, она испытывает смертельное отвращение при виде этого по-мещански нелепого деревенского дома. Зять возвращается с тенниса, широко улыбаясь, с небрежно наброшенным на шею полотенцем, как в телевизионной рекламе. Когда дочь занимается садом, можно подумать, будто это Мария-Антуанетта в Малом Трианоне. Для Матильды это зрелище – постоянное подтверждение того, что ее дочь умом не блещет, иначе с чего бы она вышла за такого идиота… Да к тому же американского. Но главное – идиота. Короче, за американца. К счастью, детей у них нет, и Матильда всерьез надеется, что ее дочь бесплодна. Или он. Неважно, кто из них, потому что она даже вообразить не осмеливается, что за детишки у них могли бы получиться… Мерзкие рожи, гаденыши. Матильда любит собак, а детей ненавидит. Особенно девочек.
– Я несправедлива, – говорит она себе, однако на самом деле так не думает.
Это из-за пробок. В те дни, когда она работает, все примерно так же: нервозность, нетерпеливость, окружение, да еще прибавьте к этому дорожное движение по выходным… А если бы пришлось перенести на следующее воскресенье? Она может сколько угодно размышлять об этой работе, но не видит никакой иной возможности, кроме нынешнего воскресенья. Недельное опоздание… такого с ней еще не бывало.
А потом неожиданно, никто бы не понял, с чего вдруг, очередь из автомобилей внезапно рассасывается.
Необъяснимым образом «Рено-25»
