И тогда будешь воровать корки у тюремных крыс.
– Бог с тобой, Эрм! Не говори такие страшные вещи! – Пыш даже побледнел.
– Давно бы за ум взялся… – заворчала я и замолчала.
Мимо нас проехала коляска, запряженная эльфийскими белыми жеребцами. На конях блестела позолоченная сбруя и покачивались плюмажи из павлиньих перьев, а в коляске, между двух эльфов в златотканых камзолах, сидел наш недавний покупатель – тот самый красавчик с изумрудными глазами.
Мы с Пышем прижались к стене дома, чтобы дать дорогу коляске и сопровождавшим – десяти всадникам с кинжалами наголо.
Зеленоглазый красавчик повернул голову, и наши взгляды встретились. Меня словно облили ледяной водой из ведра. Холодное презрение, высокомерие, брезгливость – вот что было в этом взгляде.
Посмотрев на меня, эльф мазнул взглядом по Пышу и отвернулся.
– Пыш, извини, – сказала я, когда процессия скрылась из виду, – но сейчас ты получишь еще пару плюх.
Глава 3
– Что-то у тебя сегодня одни розы получаются, – проворчал папаша, выбирая из вороха цветов драгоценный камень. – А! Вот, еще один рубин… – держа его двумя пальцами, отец посмотрел камень на свет. – Выше всех похвал – прозрачный, цвет хороший… Спой еще, Эрм. Мне надо хотя бы три таких камня.
– Все сделаем в лучшем виде, – заверила я его и запела.
Песня была старинная, да и слышала я ее очень давно, но именно сегодня – когда солнце светило так ярко, и небо было голубым, как самые лучшие топазы, она вспомнилась мне:
– Лети, мой сокол, далеко,
Неси благие вести.
Скажи: в разлуке нелегко
Быть с женихом невесте.
– Я полетел бы далеко
По твоему приказу,
Но кто жених? Ведь я его
Не видывал ни разу.
– Он в замке, в башне, у окна,
Его любой узнает:
Нет звездам счета, но одна
Луна в ночи сияет.
Пока я пела, с губ моих так и срывались розы – сплошь алые и пунцовые. Попадались и камни – рубины, к огромной радости отца. Он складывал их на сложенную вчетверо шерстяную ткань, предварительно взвешивая и делая пометки в каталоге драгоценных камней.
– Ты поешь совсем как мама, – сказал он, не поднимая головы, когда камней, наконец, набралось достаточное количество.
– Так она и песню эту пела, – сказала я, собирая розы в букет. На них были шипы, и я их сковыривала ногтем. – Вот, что-то сегодня вспомнилось.
– Рубины посыпались, – задумчиво протянул отец. – А ну-ка, посмейся.
– Пап, ну ты же знаешь, что я не могу смеяться по принуждению, – притворно обиделась я. – Я засмеюсь только если… Ну ты знаешь, из-за чего засмеюсь.
– Шантажистка, – буркнул отец, но сполз с табурета и вышел на середину комнаты.
Я знала, что за зрелище сейчас будет, и еле сдерживала смех, пока папаша одергивал куртку и разглаживал бороду.
Потом
