style="font-size:15px;"> И когда я его слушаю – я испытываю СЧАСТЬЕ. И что по сравнению с этим ваша грязная действительность, ваши дрязги, ваши обывательские стремления к «благополучной жизни»? Всё равно она у вас серая и скучная, как бы вы ни пыхтели и ни старались.
А немцы-то, немцы! Они меня просто потрясают. Сидит огромный зал, человек, наверное, тысяча. Или две. Такое впечатление, что это – ОДИН ЧЕЛОВЕК. Или нет – такое впечатление, что в зале вообще никого и ничего, только МУЗЫКА и МОЙ БОГ ДЭНИЭЛ БАРЕНБОЙМ. Когда-то я не вылазила из залов филармоний, но никогда не видела такого ЕДИНОГО зала. Никогда не видела, чтобы люди ТАК СЛУШАЛИ.
Очень много органических антисемитов – они ФИЗИЧЕСКИ не выносят евреев. А я сумасшедшая: я их обожаю. Меня приводит в восторг даже их форма носа. Это, конечно, почти шутка, понятно, что они меня приводят в такое состояние своей гениальностью в музыке. Не будь этого, я была бы к ним равнодушна, как ко всем прочим.
29-я соната Бетховена, Adagio sostenuto. Appassionato e con molto sentimento. Это запредельно. Семь млрд близко не чувствуют такого… Даже я не чувствую. Я слышу только, что это – не здесь. Это тоска по жизни человека, который умирает. Или уже умер – он рвётся назад, в жизнь…
Наверное, когда действительно наступит моя последняя минута – я всё пойму…
Грезы любви
Я не знаю, чьему перу принадлежат эти строки (привожу перевод на русский): «Люби, пока любви достанет, люби, пока хватает сил. Ведь день настанет, день настанет – и ты заплачешь у могил». Ференц Лист написал на эти слова потрясающую музыку. Она звучит совсем недолго – минуты четыре, но каждый раз потрясает силой и глубиной чувства.
Я любила это всегда (хотя, каюсь, к Листу вообще-то равнодушна). В молодости профессор Ленинградской консерватории Надежда Иосифовна Голубовская даже подсмеивалась надо мной, как часто я её «врубала» (уж не помню, на каких носителях записи музыки существовали тогда – кажется, на таких больших чёрных пластинках).
И вот я, сильно пожилая уже женщина, случайно наткнулась в инете на гениальное исполнение этой маленькой вещи – играл Толик Угорский, ученик Надежды Иосифовны, музыкант, каких мало. Он мало известен, он не прогремел на весь мир, как другие. Судьба его сложилась не так счастливо – в России его не оценили (а ректор консерватории даже выгнал его из преподавателей), и он был вынужден уехать в Германию. Он живёт там много лет, карьера его там сложилась неплохо, он много выступает, но я не имею с ним никаких связей.
Но это необыкновенный музыкант! Достаточно его послушать, и понятно, что он гениален. Впрочем, я это поняла ещё тогда, 40 лет назад.
Я не могу его слушать без слёз – именно эту вещь. Ведь этот момент настал: я давно уже потеряла всех любимых и близких.
Ещё одна доходяга…
Одна очень талантливая, совершенно не оценённая по достоинству и не замеченная никем русская писательница, с которой
