я бы ему только пять евро дала. Как она его отделала! Все же в женских устах французский звучит куда лучше. Мужчины, говоря на французском, словно жалуются или капризничают. А женщины…»
Положив в рот кусок круассана, Анна довольно улыбнулась.
* * *
Маленькая женщина молча кивнула, пригласив следовать за ней. До смерти перепуганного таксиста давно и след простыл, а в сыром воздухе по-прежнему висело его неловкое бормотание и обрывки, как показалось Анне, мата. Женщина поджидала у входной двери. Молчала, не подгоняла. Не предлагала помочь с чемоданом. Открыв дверь, вошла первой и придержала ее на секунду для гостьи. Так же молча поднялись на второй этаж по изящной винтовой лестнице, тускло освещенной одной-единственной лампочкой в торшере на площадке между этажами. Торшер изображал Купидона, сидящего на изогнутой ветке дерева, свесив толстенькие ножки. Чугунная решетка перил гулко отозвалась, когда девушка задела ее чемоданом.
– Ш-ш-ш, – раздалось спереди. Послышалась тихая возня.
Женщина неторопливо открыла высокую черную дверь ключом и щелкнула выключателем. Обернувшись, она поманила Анну. Девушка робко зашла в квадратную прихожую, освещенную настольной лампой на маленьком белом бюро. На бюро стоял старинный телефонный аппарат с диском для набора цифр. «Как в бабушкиной квартире».
Женщина подвела Анну к высокому зеркалу в белой раме. Они стояли рядом. Оттуда, из зазеркалья, смотрели родные старческие глаза. Не то из рая, не то из преисподней. Бабушкины глаза…
– Кто вы?.. – повисло в прохладном воздухе квартиры.
Лик исчез.
Анна вглядывалась в бездну стекла. «Что происходит? Эти глаза. Бабушка – здесь и сейчас? Нереально. Эта женщина? Здесь и сейчас, реально».
* * *
Анна протянула карту к терминалу и, отвернувшись от официантки, процедила:
– Merci, – и, спохватившись, на чистом русском: – Спасибо.
Бросила взгляд на часы. Затем неспешно застегнула тренч, повязала шарф, открыла приложение такси в модном черном телефоне и ввела адрес. Через мгновение ее прямая спина скрылась из виду под шорох колесиков чемодана.
Не изменяя себе, Петербург встретил Анну весенней моросью. По стеклам змеились струи воды. Пробка на Московском проспекте соответствовала сонно-слезливому настроению погоды: машины ползли медленно, то и дело пережидая у светофоров, словно престарелые лошади. «Отлично. Успею поздороваться с городом». Она откинулась на спинку и прикрыла глаза.
* * *
Рассеявшийся туман открыл вид на вчерашние таинственные деревья и странного облика будки. Будками оказались красивые кладбищенские склепы. Тут и там виднелись скульптуры, петляли брусчатые дорожки, на которых деловито суетились воробьишки. Анна улыбнулась: «Забавно. Такие же, как наши».
Она вгляделась в строгие усыпальницы,
