СССР, – «Как не помнить? На память не жалуюсь – вы, – сказал он при встрече моей жене в конце 90‑х, – играли под номером три, бросали двумя руками от груди, хорошо видели поле, хотя и чрезмерно увлекались скрытыми передачами, верно?..») мне открылось, как тесно и неотрывно торжество кондрашинского баскетбола (низкий поклон автору «Торжества земледелия» и «Столбцов») связано с жиз нью природы и в природе, с прислушиванием к дыханию леса и озера, с любовью к каждому цвет ку кипрея и кустам боярышника и жасмина, к папоротнику, мху, к каждой черничинке и морошке, к бабочкам ночным и дневным, к пленительной музыке льющейся воды, журчанию ручья, стуку дождя по крыше, к жизни на природе, где встаешь с насельниками леса – зверьем и птица ми ранним-ранним утром, чтобы порадоваться восходу, и проводишь с ними утомившееся за день светило на закате. И, как писал еще один великий натурфилософ, норвежец Кнут Гамсун, когда живешь в лесу, в горах, у моря, когда каждый день встречаешь солнце и часами вглядываешься в чистое и открытое небо, для тебя словно обнажается дно мира и ты подключаешься к мозгу мироздания…
Торжество кондрашинского баскетбола идет от подключенности его мозга к мозгу мироздания, вибрации его чувств в такт дыханию природы с ее языком, внятным посвященным, живущим по законам звездного неба, воды и леса. Шапки – это не просто место отдохновения, зализывания ран, лечения язвы, профессиональной болезни тренера, нервы которого горят си ним огнем все минуты, часы, дни, месяцы, годы, проведенные им на электрическом стуле – тренерской скамейке. Это энергетическая подпит ка из космоса – какие уж в Шапках особенные антенны-улавливатели космических излучений установлены, боюсь, не знает даже лауреат госпремии СССР Михаил Чупров, работающий по сходной тематике в военно-промышленном комплексе и друживший с Петровичем почти сорок лет.
Это то, за что в семье старшей сестры Петровича упертого трудоголика Кондрашина, помешанного на баскетболе, называли сумасшедшим. Хорошие люди, обыкновенные, чьи корни растут не из неба, а из земли, не могли взять в толк, что питерский хулиганистый пацан Вовка, шившийся с лиговской шпаной, сын банщика, столбовой пролетарий, академий не кончавший, живет в бытии, которое, по Баратынскому, «…Ни сон оно, ни бденье; / Меж них оно, и в человеке им / С безумием граничит разуменье». Советский беспартийный специалист в области физической культуры и спорта, родившийся в знаменитой Снегиревке, живший до женитьбы на Жене Малыгиной, баскетболистке из инженерно-экономического института, в большой родительской семье в громадной коммуналке дома на углу Невского проспекта и Пушкинской улицы, любил и пивка попить, и в картишки перекинуться. Он самый обыкновенный человек до той поры, пока, мечтой воспламененный, не увидит свет, другим не откровенный. А как увидит, такое учудит, что людям ученым, скажем, специалистам из комплексной научной группы при сборной страны, и присниться не может… Учудит, то есть сотворит
