Конечно, возникали сомнения, когда брали тех, кого лично знал. Но предпочитали лишнего не говорить: главное самому не попасть под подозрение. Такая жизнь формировала привычку к двоемыслию и полнейшее равнодушие ко всему, что тебя лично не касается.
Хрущев вспоминал: «Сталин тогда выдвинул идею, что секретари обкомов партии должны ходить в тюрьмы и проверять правильность действий чекистских органов. Поэтому я тоже ходил. Помню, Реденс был тогда начальником Управления ОГПУ Московской области[4]. Это тоже интересная фигура. Реденс, бедняга, тоже кончил жизнь трагически. Он был арестован и расстрелян, несмотря на то, что был женат на сестре Надежды Сергеевны Аллилуевой, то есть являлся свояком Сталина.
Вот с этим-то Реденсом ходили мы и проверяли тюрьмы. Это была ужасная картина. Помню, зашел я в женское отделение одной тюрьмы. Жарища, дело было летом, камера переполнена… Реденс предупредил меня, что там можно встретиться с такой-то и такой-то, там попадаются знакомые. Действительно, сидела там одна очень активная и умная женщина – Бетти Глан[5]. Была она вторым по счету директором Центрального парка культуры и отдыха имени Горького в Москве. Она была полуголая, как и другие, потому что стояла жарища. Говорит: “Товарищ Хрущев, ну какой же я враг народа? Я честный человек, я преданный партии человек”. Вышли мы оттуда, зашли в мужское отделение.
Тут я встретил Трейваса[6], с которым работал в Бауманском райкоме. Трейвас тоже говорит мне: “Товарищ Хрущев, разве я такой-сякой?” Я тут же обратился к Реденсу, а он отвечает: “Товарищ Хрущев, они все так. Они все отрицают. Они просто врут”».
Хрущева сделали кандидатом в члены Политбюро, это изменило его аппаратный вес. Он вошел в состав высшего руководства страны и получил право участвовать в заседаниях Политбюро, которое принимало главные решения в стране. Он постоянно приезжал в Москву на заседания Политбюро из Киева, ему по рассылке стали приходить ранее недоступные материалы.
Он стал чаще видеть вождя – и в неформальной обстановке. После заседания Политбюро Сталин приглашал всех поужинать. И это общение было особенно ценным, тем более что вождь утратил интерес к формальным заседаниям.
Хрущев: «Я получал только те материалы, которые Сталин направлял по своему личному указанию. Эти материалы касались чаще всего “врагов народа”: их показания – целая кипа “признаний”, уже якобы проверенных и доказанных. Материалы рассылались для того, чтобы члены Политбюро видели, как опутали нас враги, окружили со всех сторон».
Хрущев вспоминал, как в июне 1937 года арестовали Н. К. Антипова, заместителя председателя Совнаркома и главу Комиссии советского контроля:
«Мне позвонили от Сталина и сказали, чтобы я немедля ехал в Кремль, там гуляет сам, и он вызывает вас. Приехал я в Кремль и вижу: гуляет Сталин с Молотовым. Тогда в Кремле только что парк сделали, дорожки проложили. Подошел к Сталину.
Он
