По этому личному уговору две субботы в месяц он проводил с Алисой.
Однажды они поехали на сафари. Оказалось, что Алиса уже побывала там с группой девочек из школы. («Я здесь уже была! Это никакой не зоопарк!») Водил в ресторан, но дочь едва прикасалась к еде. («Дома вкуснее!») Пытался научить игре в Го, но пока без результата.
«В чем я ошибся?» – спрашивал он себя.
«Где выход?»
«Или, может быть, я окончательный и бесповоротный идиот?»
Историческая родина не спит и даже не дремлет. Она живёт полнокровной и кипучей жизнью в любое время. В три часа ночи кто-то стоит на панели, а кто-то в карауле, не спят больницы и не спят воры, шныряет по улицам армия мусорщиков и полицейских, сталкиваясь в переулках с развозчиками хлеба и газет. Ищут пропитание нищие, вынашивают планы террористы, возносят молитвы набожные трёх религий. Обманчива тишина раннего утра…
Хотелось бы Гене встречать первые лучи солнца, лёжа в постели в полной уверенности, что под дверью стоит пластиковая бутылка молока, а на ручке этой двери висит пакет со свежими булочками. Хотелось бы жить размеренной жизнью благополучного иудея, который уверен в том, что его банковский счёт будет расти, несмотря на все падения всех курсов, ходить по субботам в синагогу, соблюдать традиции и верить в приход мошиаха. Но Гена находится по другую сторону дверей.
Хорошее развлечение угощать своего арабского приятеля круасоном.
– Сколько сегодня?
– Шестнадцать с половиной.
Ахмад управляет прессом, как самолётом. Рекорд за рекордом бьёт он.
Его руки командуют ритмом большого пресса.
Знает ли араб, что за детали отжимаются им?
Пресс шипит. Безобидный алюминиевый блин превращается в безобидный алюминиевый стакан. Позже стакан превращается в трубу, а труба в хвостовик для мины.
«Эта мина не упадёт на мою оливковую рощу», – мечтает араб.
Пресс шипит.
«И эта мина не упадёт на мою оливковую рощу», – в этом он даже уверен.
Пресс шипит.
«Шестнадцать с половиной бочек отжатых хвостовиков не упадут на мою оливковую рощу», – убеждает он себя.
Мысли араба пилотируются над прессом. Руки служат переводчиком этих мыслей на простой язык механики – кладут блин на матрицу, давят на кнопки, вытаскивают отжатый стакан, бросают его в бочку.
Быстро, злобно и уверенно.
– Хорошо работает, скотина, – раздаётся за Гениной спиной Бенин голос. Сам Беня стоит в двух шагах, вооружённый шваброй и ведром.
– Нет, Гена, ты не думай, что я какой-нибудь шовинист, только если Мамочка решит взять на работу ещё одного араба, то двум старым одесситам здесь нечего будет делать.
– Почему, а сортир?
– Шел бы ты… Шутник! Чего он здесь живёт! Раковина вся в щетине! А-а! – Он решительно опустил ведро, прислонил к стене швабру и, выпятив
