олицейскому, что, между прочим, является гражданином этой страны и ни разу не покидал ее дольше, чем на шесть месяцев. Почему? Да потому что здесь живет его семья. Его любимые дети. Его замечательные внуки. Его бывшая жена-предательница. Он бы ни за что не уехал дольше, чем на шесть месяцев. Шесть месяцев – это предел. Обычно он уезжает на пять месяцев и 30 дней. Иногда на пять месяцев и 27 дней.
Очередь слегка продвигается вперед. У дедушки, который папа, двое детей. Не трое. Один сын. И одна дочь. И обоих он любит. Особенно дочку. Люди говорят, что они похожи на отца, но сам он никакого сходства не видит. Ростом они в мать, и упрямством в мать, и носы у них материнские. Да и вообще оба они – маленькие, хотя теперь уже сильно подросшие копии своей матери. Особенно сын. Сын до того похож на мать, что папу, который дедушка, иногда, а по правде довольно часто, тянет хорошенько ему врезать. Но он себе такого никогда не позволит. Нет, конечно. Он держит себя в руках. Он уже достаточно пожил в этой стране, чтобы знать, что чувства до добра не доводят. Чувства нужно рассовать по крошечным – и желательно надписанным – ячейкам, затем каждую из них запереть и не отпирать, пока тебе не выпишут рецепт и пока поблизости не окажутся профессионалы, а наделенный соответствующими полномочиями госслужащий не согласится принять на себя всю полноту ответственности за то, что эти чувства могут натворить.
А очередь все не продвигается. Но никто не злится. И голоса никто не повышает. И вперед не протискивается. Все только закатывают глаза к потолку и вздыхают. И дедушка тоже. Он вспоминает, как был папой. Детские праздники и отпуск на море, тренировки по дзюдо и простуды, уроки игры на фортепиано и школьный выпускной. Он вспоминает прихватку, которую дочка, а может, сын, изготовили на уроке труда, на ней еще было вышито «Лучшему на свете папе». Он был замечательным папой. И дед он тоже замечательный. А кто посмеет утверждать иное – тот просто врун.
Когда папа, который дедушка, наконец оказывается перед стойкой паспортного контроля, женщина в униформе по ту сторону стекла всего лишь на пару секунд встречается с ним взглядом, сканирует его паспорт, а затем взмахом руки велит ему следовать дальше.
Сын, который папа, едет к себе в контору, как только дети уснули. Одной рукой он подбирает почту, другой закрывает входную дверь. Складывает продукты в холодильник и закидывает тренировочный костюм в один из шкафов. Прежде чем взяться за пылесос, он несколько раз обходит все с совком и обрывком бумажного полотенца и подбирает дохлых тараканов, накопившихся за эти дни на кухне, в ванной и в коридоре. Меняет постельное белье на кровати, полотенца в ванной и наливает воды в заставленную чашками раковину, чтобы размочить засохший кофе. Открывает балконную дверь и проветривает комнату. Набивает мусорное ведро на кухне рекламными листовками, сморщенными киви, задубевшими мандаринами, порванными конвертами и потемневшими яблочными огрызками. Смотрит на часы и понимает, что время еще есть. Да и спешить-то особо незачем.
Он моет пол в коридоре и на кухне. Чистит ванну, раковину и унитаз. Потом выкладывает в ванной мыло и губку. Он надеется, что если только папа увидит их, то съезжая, он, может, не оставит контору в том же виде, что в прошлый раз. И в позапрошлый.
Сын пересыпает капсулы для кофемашины в пакетик, пакетик кладет в коробочку, коробочку засовывает поглубже в кухонный шкаф. В другой пакетик он убирает ароматические свечи, подарок сестры на день рождения, и прячет в ящик с инструментами. Дорогие консервы с тунцом, стеклянные банки с кедровыми и грецкими орехами и тыквенными семечками складывает в пустую коробку из-под картриджа и ставит на холодильник. В прихожей сгребает мелочь из миски на комоде и пересыпает в правый карман джинсов. Солнцезащитные очки убирает в рюкзак. Еще раз обходит контору. Вроде бы все. Контора готова к папиному прибытию. Он смотрит на часы. Папа должен бы уже быть здесь. Наверняка появится в любой момент.
Папа, который дедушка, стоит перед багажной лентой.
Чемоданы все одинаковые. Блестящие, как космический корабль, и с колесиками, как у скейтборда. Издалека видно, что все как один склепаны в китайских шарашках. А у него чемодан солидный. Европейского пошиба. Ему уже тридцать лет, а он прослужит еще двадцать.
И колесиков, которые норовят сломаться, у него нет. На нем наклейки давно разорившихся авиакомпаний. Пока дедушка стаскивает чемодан с багажной ленты, какая-то девица с перекачанными бицепсами интересуется, не надо ли ему помочь.
– Нет, спасибо, – отвечает дедушка и улыбается.
Помощь ему не нужна. Особенно от всяких незнакомцев, которые рассчитывают, что им за их помощь еще и заплатят.
Он ставит чемодан на тележку и катит ее к выходу. У самолета обнаружилась какая-то техническая неисправность. Пассажиров сначала запустили, потом заставили выйти, потом снова пригласили на посадку. Дети, наверное, уже знают про задержку рейса из интернета. Сын заехал за сестрой. Они направляются по шоссе на север. Сын паркуется на дорогущей парковке для встречающих, а дочь
