не выставят в каждом аэропорту мира? Но нет. Ведь это только здесь, в этой уму непостижимой стране, политики решают, что для полной безопасности залу прилета непременно нужен дефибриллятор.
Дедушка, который больше не чувствует себя папой, катит тележку по направлению к автобусной остановке. Он выходит на улицу под порывы ветра. Всю свою жизнь он то прилетал, то улетал из этого аэропорта. В солнце, в дождь, зимой, летом. И всегда одно и то же. Ветер на выходе из пятого терминала никогда не стихает. Шквальный ветер, какая бы ни стояла погода. Шарфы он превращает во флаги. Плащи в юбки. Он такой неистовый, что люди в ожидании автобуса прячутся меж цементных колонн, чтобы не начать невольный танцевальный номер: два шага направо, шаг вперед под хохот и подвывание ветра в такт.
Он щурясь смотрит на электронное табло. Четырнадцать минут до следующего автобуса. Наверное, только что ушел. Четырнадцать чертовых минут, чтоб их! Жена поглядывает на него из-за угла. Четырнадцать минут! – радостно восклицает она. Повезло, что не сто четырнадцать! Холод собачий, бормочет он. Очень свежо, отвечает она ему. Никто не приехал меня встретить, говорит он. Я же здесь, возражает она. Я болен, говорит он. Нет худа без добра, у тебя диабет, а не какая-то другая хроническая болячка, парирует она, а его легко держать под контролем. Я слышала, что некоторые диабетики завязывают с инсулином благодаря диете. Признайся, тебе даже немного нравится вся эта возня с уколами и замерами сахара. Я слепнуть начал, говорит он. Но меня-то ты видишь? – спрашивает она. Да, отвечает он. Уже не худо! – улыбается она. Ее коротко стриженные волосы ерошит ветер. Нет худа без добра. Это была ее мантра. Что бы ни случилось. Когда дочкин одноклассник сломал руку, жена спросила первым делом:
– Правую или левую?
– Левую, – ответила дочь.
– Нет худа без добра, – сказала жена.
– Он левша, – возразила дочь.
– Значит, теперь он может натренировать правую руку, – сказала жена. – Нет худа без добра.
Папа улыбается воспоминанию. Ветер сникает. Становится тихо. Жена подходит к нему, гладит по макушке и целует в щеку губами холодными, как кнопки в лифте. А кстати… шепчет она. Жена? Почему ты продолжаешь думать обо мне как о жене? Мы же развелись лет двадцать назад. Ветер возвращается. Она исчезла. Тело совсем ослабло. Что-то не так с глазами. Ему просто надо домой. А дома-то у него нет… Здесь ходят такси. Есть аэроэкспресс. Но он дождется автобуса. Он всегда ждет автобуса.
Сестра, которая дочь, но больше не мама, выходит из ресторана, машет таксисту и называет ему адрес.
– Приятный был вечер? – спрашивает таксист.
– Нормальный, – отвечает сестра. – Справляли день рождения подруги. Ей тридцать восемь стукнуло. Тридцать, блин, восемь лет.
Сестра вздыхает.
– Годы идут, – говорит таксист.
– Да уж, – отвечает она.
– У вас дети есть? – интересуется
