взять с собой.
Хотим ли мы?! Пусть опять буксирный и без буфета, только бы ехать. Спешим домой. Новая беда: Н. Е. неизвестно куда ушел на охоту. Беда с молодыми охотниками. В час дня какая охота? Ищи его теперь. Назначили пять рублей тому, кто его найдет, а сами принялись укладываться и обедать.
Три часа, мы уже на пароходе «Михаил Корсаков» и едем до Благовещенска без Н. Е. Любезный лейтенант Р. взялся доставить ему записку и устроить его на пассажирском пароходе.
Пароход наш в 400 сил, сидит 3 фута, на ходу 3 1/2 фута, а при полной скорости, когда заливает от хода палубу, опускается до 4 футов. Мы идем со скоростью двадцати семи верст в час, но скоро начнутся перекаты, и тогда пойдем тихо.
Собственно, пароход несравненно больше «Бурлака», но помещение наше хуже. Нам уступили столовую – небольшую каюту. Она внизу, с двумя небольшими круглыми окошками. Бросили жребий, кому где спать. Мне с Н. А. пришлось на скамье, доктору на столе, А. П. под столом. Впрочем, оба они устроились на полу. Кормить нас взялись, чем бог пошлет, и с условием не быть в претензии. После двадцатидневного сухояденья, о каких претензиях может быть речь?
Большая часть команды – китайцы. Нам прислуживает подросток китайчонок Байга. Он юркий, живой, полный жизни и веселости. Говорит, как птица.
У китайцев множество горловых и носовых звуков, чрез разные наши «р» они прыгают, и поэтому в их произношении наш русский язык немногим отличается от их китайского.
Перед самым отходом появился на берегу чиновник рабочий. Сегодня он трезв и задумчив. Лицо интеллигентное и испитое.
Я спросил его:
– Как ваши дела?
– Сегодня была работа.
– Много заработали?
– За полдня три рубля.
– Хороший заработок.
– А много ли его? И пароходы не каждый день приходят, а через два месяца и конец всему, а зимой и копейки негде добыть здесь. Здесь казаки своим хлебом и не живут, да и на Аргуни в этом году хлеба нет.
– На Аргуни большие посевы?
– Аргунь весь Амур кормит.
– А здешние казаки чем кормятся?
– Да вот дрова для пароходов, а зимой извоз – это два главные их промысла.
– Охота?
– Нет, это уж на любителя.
Тон чиновника-работника мягкий, ласковый, смущенный. Мы постояли еще немного и расстались. Не легка здесь жизнь такого.
Мы плывем, и опять зеленые горы по обеим сторонам. Старый лес весь срублен и сплавлен, молодой зеленеет. Мы, русские, рубим и на своем, и на китайском берегу, но и за свой и за китайский лес наша казна берет ту же таксу: восемьдесят копеек с сажени.
– Так ведь это китайский лес?
– Китайский.
– А китайцы берут что-нибудь за свой лес?
– Ничего не берут.
Оригинально во всяком случае.
Мы уже верст семьдесят отъехали от Покровского, было около шести часов вечера, самое приятное
