style="font-size:15px;"> – Да, сиськи у всех разные…
– Я не о сиськах, – сказал я сердито. – Хотя, конечно, сиськи – это важно. Сиськи – лицо женщины. Но если она личность, то даже размер сисек как-то уходит на другой план. Женщину начинаем ценить за то, что у нее выше женщины! Как и нас ценят не за то, какой размер у нас в штанах… Господи, мы даже жеребцов ценим за их силу, выносливость, скорость, а уж людей? В леди Беатрисе меня поразила сила духа… в такой маленькой и хрупкой женщине дух, как у исполина! У меня душа рвалась… и до сих пор капает кровью, когда это хрупкое существо сталкивается с трудностями и преодолевает их сама, не желая быть в роли всего лишь женщины, игрушки в руках сильных мужчин! Только такие достойны любви и восхищения. А те, которые просто женщины… Ну, не знаю, для гаремов разве что?
Он улыбнулся, отступил с поклоном.
– Отбываю в спокойствии. Как только понадоблюсь, шлите самого быстрого гонца!
– Спасибо, сэр Будакер. Я в вас уверен. И вы в свою очередь можете на меня полагаться.
Глава 3
В типографии сильно пахнет смолой, красками, вареной бумагой, ее готовят из тряпок, мощно и безостановочно потрескивает пресс. Несколько могучих мужчин, обнаженных до пояса, ходят по кругу, как волы на мельнице, поворачивая гигантское колесо с выступающими рукоятями.
Я сделал знак, чтобы работу не останавливали, мне кланялись, не отрывая рук от колеса, навстречу заспешил Миртус, тоже кланяясь часто и пугливо моргая.
– Натворил что? – спросил я негромко.
Он помотал головой.
– Нет-нет, ваша светлость! Все хорошо, даже опережаем график!
– Так чего ты какой-то?..
Он спросил жалко:
– Какой?
– Не такой, – ответил я. – Нет в тебе фильдеперсовости!
– А что это?
– Не знаю, – признался я. – Слышал как-то… Слово больно красивое. И таинственное, как марципан или еще что-то волшебное.
Он понурился.
– Какой из меня фильдеперсовый?
Я сказал с неудовольствием:
– Миртус, все хочу спросить, что ты какой-то тихий и пришибленный? Никогда от тебя не услышишь ни возражений, ни даже подсказки.
Он ответил с поклоном:
– В старых книгах сказано: если ты мудр, не противоречь богачу, правителю, ребенку, старику, аскету, мудрецу, женщине, дураку и учителю.
Я добавил нравоучительно:
– И гроссграфу. Но обсуждать с ним и спорить можешь и должен! Даже обязан, это твое гражданское право… Надо будет как-нить на досуге составить свой кодекс Юстиниана. Не перечить, а спорить! Спорить можно, понял?..
Он переспросил несколько растерянно:
– А как это: спорить, но не перечить?
Я подумал, отмахнулся.
– И я пока не вижу разницы, но она ж есть? Есть. Должна быть. Так что право спора за тобой. В споре ты можешь мягко поправить меня… но только
