нажитыми богатствами… Дело на войне важное, кто понимает, трофеи. Ефим, исполняющий пока, без Федора, обязанности казначея, сел считать деньги, а второй боец по знаку Степана тем временем привел в первую же большую комнату усадьбы, где все расселись, четверых человек откуда-то с улицы. Были это, как понял Седов, те самые деревенские, взятые в обслугу. И конюх, и его помощник, парень лет 12-14, красовались синяками, причем как свежими, так и уже отдающими желтизной. У конюха кроме того на лбу красовалась здоровая шишка, к которой он то и дело притрагивался. Хотя он и морщился при этом, но лицо его было довольным и даже веселым. Пацан старался держаться за плечом конюха, а девки (Николай Федорович думал, орденцы отберут себе получше, кровь с молоком) были какими-то мелкими, замотанными в грязноватые тряпки. Они стояли еще дальше, сжавшись и не отсвечивая. Князь, поглядев на них с минуту, хмыкнул и сказал, обращаясь к старосте:
–Вацек, нам сейчас некогда разговоры разговаривать, поэтому вот тебе еще раз мое слово: все земли, освобожденные от орденцев, мы берем под себя. Жить у нас будут только свободные люди, держать никого не будем, кто хочет – хоть сейчас может уходить. Кто останется – будут жить вольными хлебопашцами, о подробностях далее договоримся. Пока же вот тебе мой сказ – доведи это все доподлинно до своих, тех хуторов, что мы вчера прошли, и тех, кто, как ты сказывал, на полночь тут живет. Чтобы все мужики об том, что мы сюда навсегда пришли, знали, и как жить будем. Сюда же пересели (князь ненадолго задумался) три-четыре самые худые семьи, что без мужиков остались. Пусть содержат здесь все в чистоте и порядке, как есть. По припасам сейчас посмотрим, но про семена на посадку я тебе могу сказать сразу – дадим, нам самим надо, чтоб земля в деле была. Пусть люди отмоются, отъедятся… – князь еще раз глянул на замурзанных девок – но, если начнете растаскивать по своим домам припасы, рассержусь. Понял ли ты?
–Это… прямо в усадьбу, что ли?…
–Прямо в усадьбу – терпеливо повторил князь – больше не будет никаких… надзирателей тут.
Вацек, торопливо кланяясь и мешая в речь больше польских слов, чем вчера, подтвердил, что все понял и сделает, как надо. Тем временем местный конюх (Маркел, кажется), выйдя на шаг вперед, упал на колени и с еще более веселым, прямо молодецким видом, сказал:
–Княже, дозволь к вашему войску присоединиться! Накопились у меня к орденцам долги, а люди твои обсказали мне, как и что!
–Не обижаешься, значит, на вчерашнее? – хмыкнул князь.
–Да какие обиды! – бодро ответил тот – как оклемался я, так ваши и пояснили мне, что к чему – он обернулся на стоящего сбоку второго бойца, тот тоже ухмылялся. Нашли, видно, за ночь общий язык.
–Сделаем так – князь снова задумался – встань. Тебя мы с собой возьмем, но… позже (конюх поднимался, пригасив улыбку). И тебе оклематься надо, и здесь мужской пригляд пока нужен будет. Ты вот что пока скажи. Кони тут есть? Сколько?
Маркел
