помаленьку хоть коммуну, хоть светлое царство, а хоть и Империю. Вот и переходят-перебродят мужики на новое место. Но и тут все то же. Еды мало, работы много, гостей – поесть, попить и с собой увезти – хоть каждый день. Но ковыля, и правда, полно. И еще хорошо, что лес рядом, можно перепрятаться от гостей.
Пока одни славяне влезли в самый центр Европы, воевали там и строили города, наши охотились, собирали мед, варить и сытить его научились, торговали воском и мехами, выезжая ненадолго к городским соседям. И вовремя прятались обратно на опушку, перебегали, пригнувшись, опасные ковыли.
У такого народа, по мнению Историка, волей-неволей воспитываются оригинальные черты национального характера.
1. Чувство простора: вон, сколько леса и ковыльной степи.
2. Чувство смирения: вы к нам в гости – полюбить-пограбить, а мы к вам нет, мы дальше в лес.
3. Чувство осознанной нелюбознательности: что нам в ваших городах да науках? – мы в белку и своим умом попадем.
4. Любовь к созерцательности и пассивному рассуждению: когда почти нечего терять, а лезть в драку неохота, то суждения рождаются незамутненные, абстрактно честные и точные, но и почти бесполезные. Язык формируется сложный, красивый, многозначительный и неторопливый.
5. Любовь к труду: грабить не умеем, кто же нас прокормит, кроме нас самих? Хорошее это чувство – живи себе, работай. От трудолюбия происходит и миролюбие. Да разве ж дадут пожить?
6. И вот еще одно, досадное Чувство зародилось у нас и окрепло. Это проклятое Шестое Чувство так и поведет нас сквозь века. Чувство зависти. Великой и бессильной зависти к соседям. Великой, потому что очень велика была разница в жизненных удобствах между ненавистным уже тогда тысячелетним городом Парижем и нашей коммунальной полянкой. А бессильной потому, что как-то не хотелось и боязно было, добираясь до Парижа, выходить в лаптях во чисто поле и молодецким посвистом да медвежьей рогатиной побивать жуткую скифскую конницу да генуэзскую панцирную пехоту. Чувство наше разрослось, источило нас, вошло в наши законы и правила хорошего тона.
Чувство чувством, но жить как-то надо было. И заметили мы, что у всех благополучных народов особой статью и умом отличаются их начальники – гордо сидят на белых конях, рубят, не задумываясь, головы ближним и дальним. Следовало и нам таких начальников назначить. Следовало, но никак не назначалось. Чувство не давало. Это что ж, соседа неумытого – в князи? Не-ет! Тяжко даже вообразить.
И надумали мы такое, чего никто нормальный даже в те глупые годы придумать не мог. Мы стали звать начальников с улицы. Приходи хоть первый встречный и правь!..
Другие народы строго следили за достижениями своих соотечественников. Четко устанавливали для них правила движения по служебной лестнице: из базарных крикунов – в трибуны, из кухонных склочников – в судьи, из анекдотчиков – в сенаторы
