музея стали путаться, не видя кресло на привычном месте. Жизнь музея погрузилась в хаос. Экскурсоводу пришлось взять на себя роль проводника, чтобы разводить потерявшихся сослуживцев по рабочим комнатам. Мало того, со временем пошла совсем непонятная местечковая кадровая чехарда. На служащих словно нагнали магического тумана. Они начали склочничать и рукоприкладствовать из-за должностей. На место администратора стали претендовать все сотрудники музея. Администратора тоже кружил вихрь непривычности. Он заседал в бухгалтерском отделе возле огромного стального денежного сейфа, одевал суконные подлокотники и занимался платёжными ведомостями. Посетители также втягивались в эту кашу, но склочничали и наносили тумаки друг друга из-за первых мест возле плиты фараона. Экскурсовод сколько не ломал голову, но понять причину хаоса не мог, а она была на расстоянии руки. Музей стал пропитываться сыростью от малой нужды. Сослуживцев было сто, и экскурсовод не успевал водить их в туалет. Он накупил горшков на сумму, которую с лёгкостью вывела рука хранителя музея после слов Ариона о стихийном бедствии.
– Совершенно угрожающие размеры, – сказал экскурсовод.
– При таких размерах и раздумывать нечего, – с лёгкостью ответил администратор и скрипнул пером, которое лихо выбросило цифру в три нуля.
Хранитель музея заслужил дружеское похлопывание по плечу и лёгкий намёк, и его перо вновь выбросило цифру, но уже в шесть нулей в платёжной ведомости, но вопреки лёгкому намёку Ариона не напротив его графы, а немного сбоку напротив администраторской.
– Кто спасает отечество, – сказал хранитель музея, – тому ни в чем отказа нет…
Сладить с администраторским пером экскурсоводу не удалось, хотя Арион прилагал максимум усилий. Он подталкивал перо, ориентируя его на свою графу, но оно обходило его строку и пристраивалась к администраторской. Он даже вспотел от напряжения, но перо, как утверждал администратор, обладало сакральной силой и хранитель музея беспомощно разводил руками, давая понять экскурсоводу, что тайны администраторских перьев ещё не разгаданы.
Вахтерша все также вязала бесконечный чулок, но, когда экскурсовод останавливался возле плиты фараона, она очищалась от дрёмы, откладывала в сторону стальные спицы и насквозь прожигала Ариона, закрывавшего надгробье. Экскурсовод чувствовал в теле дыры. Оно напоминало решето, сквозь которое вахтерша рассматривала гранитную память о могущественном владыке.
– Я совершенно прав, – грустно сказал Арион после тщательного анализа поведения вахтерши. – Она смотрит не на меня, а на плиту фараона, словно фараон был её родным сыном.
Он решил вернуть вахтершу на прежнее место. Она оказалась тяжелее вдвое. Арион сказал то, что должен был сказать:
– Она отяжелела от любви к фараону!
Экскурсовод протащил кресло как лошадь, запрягшись в верёвки,
