его имя. В довершение иронии и логики этот самый Цезарь, обожествляющий себя, в присутствии сената отрицает бессмертие души! Разве можно было бы более открыто провозгласить, что нет больше никакого другого Бога, кроме Цезаря.
При Цезаре Рим, наследник Вавилона, распространяет свою власть на весь мир. Что стало с римским государством? Оно занимается уничтожением всей коллективной жизни за пределами губернаторов и сборщиков налогов в провинциях. Завоевательный Рим питается, как вампир, трупом износившейся системы.
И вот римские оргии свободно и публично выставляются напоказ со всей их вакханалией порока и преступлений. Они начинаются со сладострастной встречи Марка Антония и Клеопатры и завершаются развратом Мессалины и безумным безумием Нерона. Они сигнализируют о своём присутствии развратной и публичной пародией на мистерии, а завершаются в римском цирке, где обнажённых девственниц, мучениц за веру, разрывают на куски и пожирают дикие звери под восторженные возгласы тысяч зрителей.
И всё же среди народов, покорённых Римом, был один, называвший себя народом Божьим, чей гений был прямо противоположен римскому. Как получилось, что Израиль, измученный междоусобицами, раздавленный тремя веками рабства, сохранил свою несокрушимую веру? Почему этот покорённый народ поднялся, подобно пророку, чтобы противостоять греческому упадку и римским оргиям? Откуда у них взялась смелость предсказывать падение хозяев, вставших на горло нации, и говорить о каком-то смутном конечном триумфе, в то время как сами они приближались к непоправимой гибели? Причина в том, что в народе жила великая идея, вдохновлённая Моисеем. При Иисусе Навине двенадцать колен воздвигли памятный столб с надписью:
«Это свидетельство между нами, что Иегова – Бог один».
Законодатели Израиля сделали монотеизм краеугольным камнем своей науки и социального закона, а также универсальной религиозной идеей. У них хватило гениальности понять, что от торжества этой идеи зависит будущее человечества. Чтобы сохранить её, он написал иероглифическую книгу, построил золотой ковчег и поднял народ из пыли кочевников в пустыне. На этих свидетелей спиритуалистической идеи Моисей обрушил молнию и громовой удар с небес. Против них сговорились не только моавитяне, филистимляне, амаликитяне и все племена Палестины, но даже слабости и страсти самого еврейского народа. Книга перестала пониматься священством, ковчег был захвачен врагами, были многочисленные времена, когда народ почти забыл о своей миссии. Почему же, несмотря ни на что, они остались верны этой миссии? Почему идея Моисея осталась начертанной огненными буквами на челе и сердце Израиля? Кому принадлежит это исключительное упорство, эта великолепная верность среди превратностей беспокойной истории, такая верность, которая придала Израилю уникальный характер среди народов? Её можно смело приписать пророкам
