борясь со слезами.
– Тогда глаза открой. Ты слишком бледная.
– Не открою, – голос предательски дрожит, и я чувствую, как неожиданная слезинка скатывается по щеке.
– Как я испугался, – он снова прижимает мое лицо к груди. – Какого хрена, Викторович, вы до сих пор перила не поставили? – орет куда-то в сторону. – Уволю всех нахрен!
– Артем Валерьевич, – слышу испуганный голос прораба. – Миленький, мы ж не специально.
– Если бы с ней что-то случилось, даже боюсь представить, что бы я с тобой сделал, – шипит, после чего снова отодвигается от меня, немного нагибаясь, чтобы наши лица были на одном уровне. – Не плачь, – а это уже снова обращается ко мне, аккуратно вытирая пальцами слезы с моей щеки. – Идти можешь?
Я киваю утвердительно в ответ, тяжело вздыхаю, открываю глаза и отвожу взгляд в сторону, направляясь вниз. Правда, после первого же шага кривлюсь, потому что нога дает о себе знать несильной и тупой болью.
– Ай! – опираюсь на руку Артема.
– Надо к врачу, – он крепко держит меня, опускаясь на ступеньку ниже.
– Пройдет, я не сильно подвернула, – смотрим друг другу в глаза. – Больше испугалась.
– С тобой я после разберусь, – Вишневский тычет пальцем крутящемуся рядом с нами Викторовичу, после чего подхватывает меня на руки и несет по ступенькам вниз.
– Сказала же, сама дойду, – шиплю, правда, обхватывая его одной рукой за шею. – Поставь, где взял.
– Не бойся, – подмигивает с улыбкой на лице, – не упущу. Ты легкая.
– Спасибо за комплимент, – бурчу в ответ. – Но все равно поставь на место.
Парень усмехается, но продолжает идти со мной на руках вниз.
Ставит аккуратно возле автомобиля, открывает переднюю пассажирскую дверь и помогает мне сесть, свесив ноги наружу.
Наконец-то снимаю эту дурацкую каску, в которой очень неудобно. Артем срывает с головы свою и обе передает подошедшему прорабу. Шипит на мужчину, после чего тот быстренько ретируется, оставляя нас вдвоем.
– Катя, надо в больницу, – парень присаживается на корточки, аккуратно снимая босоножку и ощупывая мою ногу.
– Артем, да угомонись ты, в конце-то концов, – прикрикиваю, а он замирает, глядя мне в глаза, но продолжая держать ногу в своих теплых руках. – Что? – поднимаю обе брови вверх, не понимая, чем вызван его ступор.
– Ты впервые назвала меня по имени, – мой спутник усмехается, но взгляд заинтересованный.
А главное, никак не хочет отпустить мою ногу.
– Кажется, уже называла, – пытаюсь пошутить, чтобы разрядить накаленную атмосферу.
– Нет, – и как-то уж очень печально у него это выходит. – Вишневский, урод, ублюдок, упырь, даже курицей назвала два раза в статье.
– Упырем точно не называла, – пытаюсь зачем-то вспомнить, точно имени его ни разу не произносила вслух? – Только думала.
– Это
