когда, например, больной плакал, жаловался на условия лечения), они угрожали, что привяжут его к кровати или запретят выходить на прогулки.
Физическое насилие тоже было. Били в основном маленьких детей. Больше всего от пинков, подзатыльников страдали сироты. Помню, как маленького мальчика с синдромом Дауна пнули ногой и ударили по голове за то, что тот медленно шел в столовую.
В первые же дни родители хотели забрать меня из больницы из‑за плохих условий содержания. Нас плохо кормили, помыться разрешали только раз в неделю, в ванной было окно без штор, которое выходило на соседний корпус. К сожалению, у мамы с папой ничего не получилось: администрация стала угрожать им звонком в полицию. Нам обещали зафиксировать, что само повреждающее поведение развилось у меня из‑за плохие отношения с родителями – это было неправдой. На основании записи в карточке они обещали пожаловаться в полицию, что у меня неблагополучная семья, и пугали, что все может закончиться лишением родительских прав. В итоге я прошла полный курс терапии и только тогда вернулась домой.
Второй раз в больницу я легла, потому что прописанное лечение мне не помогло. Появились проблемы со сном, я начала слышать голоса. Правда, отправили меня в то же психиатрическое отделение не совсем законно, так как никто не взял согласия у моих родителей. Врач выдал направление и сказал ехать в больницу одной. В случае отказа он угрожал вызвать санитаров, чтобы «убедить» меня. Мне было безумно страшно возвращаться. После пережитого насилия у меня развилось посттравматическое расстройство. В первый же день моего пребывания в больнице у меня случилась истерика.
Насколько я помню, тогда тоже были эпизоды сексуализированного насилия, которое совершали те же врачи, что и в первый раз, но в памяти все путается. Периодически я замечала очень характерные синяки и травмы на бедрах и груди. Я обратилась к лечащему врачу и попросила отвезти меня к гинекологу. В итоге гинеколог отказался осмотреть меня на кресле, вероятно, потому, что тогда пришлось бы признать факт насилия.
Когда я решилась рассказать родителям, они не сразу мне поверили, но через какое‑то время мама захотела написать заявление в полицию. Я ей запретила, потому что на тот момент еще лежала в больнице и опасалась, что персонал может начать действовать жестче по отношению ко мне.
После выписки страх снова победил, я не пошла в полицию. Понимала, что у насильников есть деньги, связи и хорошая репутация, а у меня – диагноз, который может обесценить любые мои показания. Кроме того, боялась, что врачи сделают много лживых записей в моей медицинской карте, из‑за которых я буду еще более беззащитной во время лечения в больнице.
Когда я перешла во взрослый ПНД и перестала зависеть от врачей из детской минской больницы, я все же нашла в себе силы и решила обратиться в полицию, несмотря на риски. Примерно в это же время я начала активно развивать свой блог. Выкладывала
