в назиданье, поминаньем
Служению Всевышнему без глас,
В смирении страстей и послушанье,
Без ропота в одре в последний час.
Стояли кельи рядом, обостенно,
(иконы, печка, лавочка, топчан),
Лампада не гасилась нощно, денно,
По праздникам лучина и свеча.
Зимою долгой, снежной, длиннотёмной,
Пустынники, молитвы совершив,
И трапезой насытив себя скромной,
Беседой пробавлялись для души.
Не просто занимались суесловьем,
Но в спорах богословских шли часы,
И каждый раскрывался в чём-то новью.
И вот однажды старец вопросил:
«Почто, брат Герман, книг не открываешь,
Молитвы же читаешь как с листа,
А, может быть, ты грамоты не знаешь?
Но это можно быстро наверстать».
«Я грамоте, признаюсь, не обучен,
Хотя и подвизался с лет младых
В послушниках, такой вот редкий случай.
В обители же принял я постриг10,
А родом с вологодчины, из Тотьмы,
По крови по родительской – карел,
Игуменом в обители был сродник,
Из жалости, возможно, мне презрел.
Я, брат Савватий, памятью владею,
Таким Господь сподобился создать.
И всё, что ты умом постиг в минеях11,
Легко на слух могу воспринимать.
Я знаю оба наизусть Завета,
Псалмы12, молитвы, также тропари13,
И я готов для постиженья Света,
Читать их от темна и до зари».
«Могу с тобой заняться вечерами,
И мир тебе откроется цветной,
Но аще у тебя такая память,
Всего добъёшся малою ценой».
Любил порой Савватий подниматься
На гору, отдышавшись, созерцать…
«Эх, раньше бы, ну эдак, лет на двадцать
Увидеть мне такую благодать!».
Просторы обозримые лежали,
Озёра в омуте лесистых берегов,
За сизой молчаливой грустной далью
Кипело море пеной бурунов.
Сменялось лето осенью, зимою,
Весна животворила всё окрест,
И старец восхищался новизною
И тишью диких, девственных сих мест.
Прозрачно-седоватым светом тонким
И призрачно скользящим по земле,
Струившимся у самой водной кромки,
Как в поле знойном волны ковылей.
«Я будто прикасаюсь к Мирозданью,
Причастности
правильно – пОстриг
Минея – старосл.-книга
Псалом – хвалебная песнь
Топари – стих в честь праздника или святого
