прокомментировать?
Кентвелл: Только в общих чертах. Как вы знаете, в свободный доступ были выложены два варианта теории так называемого Независимого института. Один, в стиле научно-популярной литературы, адресован, так сказать широкому кругу читателей, и носит абсолютно популистских характер. В другом, якобы адресованном научному сообществу, содержатся весьма расплывчатые описания неких экспериментов и их результатов. Должен признать, что теоретическая база исследования представляет определённый интерес…
Линда Ленгел: Сейчас должно прозвучать неизбежное «но», не так ли?
Кентвелл: Вы совершенно правы. При тщательном, то есть собственно научном анализе работы легко обнаруживается её полная несостоятельность.
Такуми: И это ещё мягко сказано! Простите, коллега, что перебиваю. Нам предлагают принять за революционный прорыв в генетике некое чудовищное нагромождение постулатов! Лично у меня сложилось впечатление, что некто свалил в одну кучу всё, до чего смог дотянуться скудным своим умишком. Тут и репрессии и экспрессии генов, и роль мРНК и белков в транскрипции «мусорной ДНК», и какие-то абсолютно несусветные аксиомы эпигенетики. Аксиомы! Идею выделения и сохранения энграмм с их последующей архивацией и передачей потомству кроме, как бредовой я никак охарактеризовать не могу.
Линда Ленгел: Другими словами, это абракадабра?
Кентвелл (уклончиво): Не совсем так. Я имел в виду несколько иное. Прежде всего, однозначно слабым местом работы является полное отсутствие детально прописанного механизма кодировки и архивации не столько даже наследуемых морфологических признаков организма, сколько именно знаний, умений и навыков, приобретаемых человеком в течение жизни. Одним из важнейших критериев истины, как известно, является практика. То есть возможность неоднократного повторения эксперимента с неизменно идентичными результатами. Вот этой-то возможности нас как раз и лишают.
Линда Ленгел (с ноткой сожаления в голосе): Что ж, похоже, нам остаётся только мечтать о чём-то подобном. И всё же, давайте лишь на минуту допустим существование и практическое применение такой технологии. Будет ли она востребована? Как повлияет на нашу жизнь? Мы станем умнее? Перешагнём, наконец, рубеж, неизбежно отделяющий поколения друг от друга?
Вальенте: А ведь вы задали далеко не праздный вопрос, Линда. Начнём с того, что человек – существо довольно эгоистичное. Нет, я не собираюсь здесь и сейчас отрицать непреходящее значение коллективизма и альтруизма в эволюции общества. Но подумайте, только подумайте, насколько изменился бы процесс социализации, получи мы доступ к памяти родителей.
Такуми (запальчиво): Наследственность! Вы забываете про наследственность, коллега.
Вальенте: Отнюдь. Как и о многих других факторах, перечислять которые сейчас не вижу смысла. Вопрос в другом. Удастся ли убедить людей думать не только о жизненно важных и насущных проблемах в их настоящем, но и о будущем, в котором – внимание! – их, этих
