шум и грязь, жуткие вопли, сливающиеся с плеском волн у пирсов, чудовищная органная литания портовых гудков. Давным-давно здесь наблюдалась иная картина – ясноглазые моряки у причала, добротные дома состоятельных хозяев, построенные со вкусом, особняки на горе. Остатки былого благополучия – архитектура зданий, редкие красивые церкви. Отдельные детали быта – следы оригинального искусства и культурного прошлого – стертые ступеньки лестницы, обшарпанная дверь подъезда, жалкая пара пилястров или фрагмент погнутого и ржавого ограждения газона. Застройка квартальная, и окна-фонари некоторых домов напоминают о прошлом, когда домочадцы капитанов и владельцев кораблей высматривали их в море.
Теперь этот источник материального и духовного гниения оскорбляет небо богохульством на сотне языков. Орды бродяг шатаются по улицам и переулкам с криками и песнями, невидимые руки внезапно гасят свет, задергивают шторы, и смуглых, с печатью порока лиц уже не видно в окнах, когда непрошеные гости начинают бродить по улицам. Полицейские отчаялись навести здесь порядок или изменить что-то к лучшему и лишь стараются оградить окружающий мир от заразы Ред-Хука. Полицейский патруль встречает призрачная тишина, и арестованные здесь преступники не дают показаний. Явные нарушения закона столь же разнообразны, как и местные диалекты, а диапазон преступлений – от контрабанды рома и нелегального проживания иностранцев, всевозможных уголовно наказуемых деяний до разбойных нападений и самых зверских убийств. Громкие преступления совершаются здесь не чаще, чем в других местах, но это не делает чести Ред-Хуку, разве что сомнительную честь искусства заметать следы. В Ред-Хук многие приходят, но немногие уходят отсюда, по крайней мере по суше, и у тех, кто держит язык за зубами, шансов уйти больше.
Малоун улавливал в таком положении вещей зловоние тайного сговора, более ужасного, чем любой грех, осуждаемый гражданами и замаливаемый священниками и филантропами. Малоун сознавал – в этом ему помогало и воображение, и научные знания, – что современные люди в условиях беззакония непостижимым образом руководствуются самыми темными варварскими инстинктами в повседневной жизни и религиозных культах. Малоун, знаток человеческой природы, зачастую с содроганием наблюдал процессии обезображенных оспой молодых людей с одурманенными глазами. Они брели по улицам в полуночной темноте, произнося нараспев какие-то заклинания и проклятия. Он постоянно видел подозрительные группы молодых людей. Они стояли в дозоре на углах улиц и искоса посматривали по сторонам, что-то наигрывали с мрачным видом в дверях домов, одурманенно дремали или ругались за столиками кафе близ Боро-Холла, а порой перешептывались возле побитых такси, стоявших у высоких крылец обшарпанных домов с плотно закрытыми ставнями. Эти ребята пугали и интриговали его больше, чем он признался бы товарищам по службе. Для Малоуна они были чудовищной нитью преемственности, затканной в какой-то дьявольский узор многовековой давности, таинственный и ничего общего
