![Obscura reperta [Тёмные открытия]. Игра в роман. Часть 4. Между собой настоящим и прошлым - Рона Цоллерн](/cover_1141712.jpg "Obscura reperta [Тёмные открытия]. Игра в роман. Часть 4. Между собой настоящим и прошлым - Рона Цоллерн")
style="font-size:15px;"> – Может, я ничего не понимаю, но я ухожу.
Он расхохотался.
– Твои реплики напоминают мне слова Алисы, попавшей в Страну чудес. – Пойдем-ка выпьем!
Я хмыкнула. В его глаза было неприятно смотреть, они слезились и были похожи на вытащенные из масла стеклянные шарики, обмотанные ворсистой красной шерстью.
– Нет! Выпьем кофе!
Он добрел до стула, уселся перед мольбертом спиной ко мне и стал лениво мазать кистью на этюде с рекой и пасмурным небом, изображая, что работает. Не поворачиваясь, он сказал.
– Вид у тебя такой, словно ты сейчас топнешь ногой, как трехлетний младенец!
Чтобы как-то примириться, я стала разглядывать картины.
Черная женщина со змеиной спиной заползла на половину полотен. Почему-то сразу подумалось, что это его бывшая злосчастная любовь, вокруг нее все цвета были душными, и воздух медовой консистенции стекал на нее с потолка или наползал из окна и вызывал спазмы в горле. Пейзажи меня не впечатлили, впрочем, они вообще редко меня трогают. А вот залитые холодным солнцем пустые комнаты – понравились. Наверное, это было после ухода змеиной женщины, а может быть, в каком-то другом доме, в доме, где он провел детство или юность.
– А кто это? – спросила я, глядя на портрет солидного старика в коричневой блузе, с оранжевым шейным платком и шевелюрой, напоминающей по цвету кору березы – в шелковой седине пестрели черные прядки.
– Отец, – брякнул он, не повернувшись ко мне, а откинувшись на спинку стула и сильно запрокинув голову. – Мэтр в себе! – Он вернулся к своей мазне.
– Что это значит?
– Я так называю его потому, что он все время находится как бы внутри себя, и его оболочка равна для него целому свету. Оттуда, изнутри, он видит мир только таким, каким привык его видеть на своих полотнах, поэтому многие из них до того схожи, что трудно различить их – десять лет назад он писал так же, двадцать, тридцать, сорок… Он нашел себя и теперь боится потерять. А когда он заходит сюда и видит, как я живу и что пишу, он свирепеет. Это я называю «мэтр вне себя». – Он хохотнул, потом шумно вздохнул, даже всхлипнул. – Он тяжело переживает, что его сын не стал маститым художником, не стал его копией. Общается со мной по большому секрету от своих коллег, таких же мэтров в себе, и от своих чопорных друзей.
Он встал и пошел в коридор, кивнув, чтобы я шла тоже. Мы пришли на кухню. Вид этого помещения навевал мысли не о еде, а скорее о голоде.
– Схожу куплю вам хлеба, а вы пока сварите кофе, – сказала я. – Кофе-то есть?
– Есть, преотличный. Мне привезли в подарок из Бразилии.
Выйдя на улицу, я решала – стоит ли возвращаться. Купила багет и сразу отломила большой кусок. Позавтракать мне не удалось из-за ссоры с теткой. Мне нужны были деньги, чтобы продолжить заниматься в театральной студии. В этом году наши должны были поехать на фестиваль, а это возможность быть замеченными. Некоторые девушки из студии подрабатывали натурщицами – в соседнем зале собирались три раза в неделю художники и рисовали людей в костюмах и обнаженных.
