бы хотела подать прошение об условном сроке.
– Я все потеряю.
– Все, кроме своей свободы.
– Мне надо об этом подумать.
– Прокурор собирается выдвинуть обвинение по статье «Изнасилование».
– Приходите послезавтра, – попросил я. – Тогда поговорим о прошении.
Светло-карие глаза Джинджер вдруг широко распахнулись.
– Что это у вас с лицом?
– Когда брился, порезался.
Я решил побороться с системой. За два дня я ввязался в полдюжины драк. Меня посадили в одиночку, но на четвертое утро карцера безумный даже на вид парень по имени Минк выплеснул ведро мочи мне в камеру через решетку на двери. У Минка были серые глаза, смуглая кожа и курчавые светлые волосы.
Охрана так и не прислала никого, чтобы убрать мою камеру.
В этой кромешной вони я и стал планировать убийство. В следующий раз, когда Минк, проходя мимо моей камеры, подался вперед, делая вид, что принюхивается ко мне, он ошибся буквально на несколько сантиметров, и я его достал. Этот клоун даже понять ничего не успел, а я уже держал его в удушающем захвате, который не раз отлично срабатывал с подобным отребьем. Я убью его и любого, кто только посмеет поднять на меня руку. Я проведу в тюрьме всю оставшуюся жизнь, но ни дружки Минка, ни охрана не посмеют ко мне больше сунуться.
Охранники подоспели быстрее, чем я удушил этого поганого метателя мочи. Чтобы отцепить меня от него, им пришлось открыть дверь моей камеры, после чего я насмерть сцепился уже с «миротворцами». Раньше я и не знал, каково это, когда тебя бьют дубинками. В пылу ярости ударов не чувствуешь, но в ту ночь все кости у меня болели просто невыносимо.
Всего за пару дней я превратился из полицейского в преступника. Я думал это худшее, что может случиться. Как же я ошибался!
На следующий день, когда я уже успел притерпеться к запаху мочи на своей одежде, к камере подошли четверо охранников в полной экипировке спецназа. Кто-то нажал на рычаг, чтобы открыть дверь, и они вломились внутрь, зажали меня, повалили на пол и сковали руки наручниками и ноги кандалами. Они меня тащили из коридора в коридор, пока не впихнули в комнатушку, такую тесную, что там даже троим нельзя было сыграть в покер за крохотным металлическим столом, накрепко приваренным к полу.
Меня приковали цепями к стулу, столу и к полу. Так запугивали многих подозреваемых. А я их допрашивал. И никогда не задумывался о том, как они себя ощущают и с чего бы это кому-то ждать откровений от человека, которого вот так сковали.
Я принялся рваться из цепей, но боль от побоев накануне была так сильна, что я быстро сдался.
Стоило мне прекратить двигаться, как время сгустилось вокруг меня, словно янтарная смола вокруг мошки, сделавшей всего один маленький неверный шаг. Я слышал собственное дыхание, чувствовал пульс в висках. В тот момент я понял фразу «отбывать срок». Я был этим отбывающим.
И вот когда я уже отчаялся, в комнату вошел высокий, а возможно, кто-то скажет, что красивый,
