бежит вовсе не от тебя.
– Узнаю, узнаю… – усмехнулся Серега. – А сам туда же – «чемпионами сделаю!» Да кого? Своих придурков владимирских? В чемпионы они у тебя все равно не выйдут, условия у них не те. Выйдут они у тебя не в чемпионы, а в рэкетиры. Начнут и сюда, в Лодыгино, наезжать, чтобы, значит, прижать лодыгинских челноков. Нет и не может быть других вариантов у твоих предполагаемых чемпионов, сам знаешь.
Валентин нахмурился:
– Ребят не трожь.
– Не трогаю я твоих ребят… – Серега мечтательно уставился в небо. – Плевал я на твоих ребят… Я такое знаю, что весь мир можно перевернуть, братан… Без всякого рычага…
– Ключиком?
– Ага.
– С цифирками?
– Ага.
Они засмеялись.
Склон берега. Дымок костерка. Копченая рыба. Пиво.
Пива Серега привез два ящика.
– Мюнхенское, братан. Освежает мозги, промывает почки. И рыбешка тоже не просто рыбешка. Ее норвежские рыбаки коптят, ее и на столе королей можно увидеть.
– Ничего рыбешка, – одобрительно кивнул, попробовав, Валентин. – У нас Кирюха на Танковой коптит не хуже.
Серега счастливо захохотал:
– Ладно, братан. Убедил! В Лодыгино не хуже, чем в Париже!
Здоровый, веселый, Серега собирался жить долго. Сам ведь утверждал, что узнал какой-то секрет, подобрал к нему какой-то ключик. Цифирка за цифиркою подбирал, уже весь мир зажал в железный кулак – и голых таитянских баб, и африканских слонов, и баобабы, понятно.
А итог?
Вывалился из окна гостиницы.
Пьян был?…
Валентин вздрогнул.
Настенные часы протяжно отбили два удара.
Сразу с боем часов вошли в комнату молча, но уверенно, широкоплечие мортусы в мятых куртках. Четверо. Деловито прицелились к бронзовым ручкам. Богатый, однако, гроб у Сереги, друзья не пожалели, вдруг отметил про себя Валентин. Бронзовые ручки, резьба, защелки, фигурные выступы. Такую красоту и под землю?…
Впрочем, почему под землю?
До крематория, а там…
Он не стал додумывать, а что, собственно, там. Не все ли равно, что там, если отчаливаешь не куда-нибудь за бугор, как собирался отчалить Серега, а в вечность?
– Кто родственники? – обернулся на собравшихся бригадир. – Выносим?
Валентин кивнул.
– Берись, – приказал бригадир, и мортусы в куртках вцепились в бронзовые ручки.
– Погоди.
Валентин хмуро оттолкнул бригадира, присел между высоких табуретов и легко на плечах приподнял тяжелый гроб. Плевал он на выпученные глаза присутствующих. Какое ему до всех них дело? Медленно, как на разминке, выпрямился, поправил на плечах тяжелую ношу и сквозь сгустившееся изумленное молчание и разом порхнувшие в стороны недоуменные шепотки шагнул к широко распахнутой двери.
Кожаные
