в этом роде.
Освободиться от привычной рутины удаётся лишь к пяти, и я мчу домой, точно на крыльях. В запасе всего пара часов, а мне ещё собраться ведь нужно. Пока открываю дверь, размышляю, какое платье надеть, какую причёску сделать, стоит ли наносить макияж или ограничиться масками и сыворотками, приводящими кожу в состояние неземного сияния. И только оказавшись внутри понимаю, что в квартире кто-то есть.
И этот кто-то, судя по оставленным в коридоре ботинкам и громкому пению, доносящемуся из кухни, мужчина. И это не Костик.
Когда мы только с Женей познакомились, он тоже пел. И вообще был таким весёлым, ярким, праздничным. Я развесила уши, открыла рот и мне тогда казалось, что вот именно таким и должен быть сказочный принц: высокий блондин с волнистой чёлкой, вечно падающей на глаза, с улыбкой до ушей и яркими синими глазами.
Женя был такой… картинка. Вот бывает, смотришь на человека, и он улыбнётся, а сердце стучит, стучит в каждой клетке, и взгляд оторвать невозможно.
Это потом я поняла, что точно так же на него реагируют и многочисленные его сокурсницы, продавщицы в соседних магазинах, просто мимо проходящие девушки. И ладно бы, на меня тоже парни внимание обращали. Но Жене это нравилось! Он купался в чужом обожании, буквально зависел от него, распускал хвост, и закончилось это печально.
Но первое время Женька ещё пытался быть центром только моей Вселенной, искренне пытался. Даже беременности моей радовался, чисто и по-детски. Только ребёнок, увы, навечно в животе оставаться не хочет. Он рождается, а потом кричит, плачет, мучается от колик, режущихся зубов, не даёт спать ночами, с ним нужно посещать педиатра, гулять на улице и проводить время. А ещё жертвовать покоем, желаниями и друзьями. Хотя бы первое время, но приходится.
И Женя ушёл. Мне от его поступка давно уже не обидно. Но то, что он сейчас в моей квартире поёт свои дурацкие песни, чем-то громыхает, мне ни в одно место не упёрлось. И да, иногда я тоже могу быть злой и жестокой.
– Самохин, что ты тут делаешь?!
В кухне воцаряется тишина. Женя поворачивается ко мне, закидывает залихватским жестом на плечо вафельное – моё, между прочим! – полотенце и расплывается в улыбке.
– Ты как вообще сюда попал?
– Меня дочь впустила, – разводит руками и смеётся, идиот. – В конце концов, ты сама всегда говорила, что я имею право общаться с Машей.
– Надо было запретить, наверное, – бурчу и оглядываю свою небольшую кухню, в воздухе которой витают вполне себе аппетитные ароматы. – Ты что, готовить научился?
Женя подмигивает мне, будто у нас есть какой-то общий секрет, и отворачивается к плите. Что-то там помешивает деревянной ложкой на дне моей любимой кастрюли и снова поёт.
– Самохин, ты можешь толком объяснить, зачем ты пришёл? И если Маша тебя впустила, то где она сама?
– Лисёнок, наша дочь пошла в магазин, что-то к чаю захотела купить.
– К чаю, говоришь? А сам принести ничего не додумался, раз уж решил своим сиятельным ликом Машкину жизнь разукрасить? Признавайся! Она за свои
