не разбудят. Можно ещё кое-что с тобой сделать, да ладно, добрый я сегодня. Благодари за науку, фронтовик.
– Спасибо за науку, господин надзиратель, – как со стороны услышал Гаор свой голос.
– А теперь за лечение.
– Спасибо за лечение, господин надзиратель.
– А теперь лезь на место, и если я тебя услышу, то, что было, игрушками будет. Понял?
– Да, господин надзиратель.
– Пошёл! И все пошли! Всем спать, и Огонь молить, чтоб я не рассердился.
Все молча шарахнулись по койкам.
Надзиратель не спеша прошёл к выходу, вышел и с лязгом задвинул дверь. Так же не спеша прошёлся по коридору вдоль спален и, наконец, далеко, еле слышно, стукнула, закрываясь, дверь надзирательской. И погас свет.
Как ему удалось подтянуться и лечь на койку, Гаор не понял тогда и не понимал потом. Тело онемело, он не чувствовал его, только мучительно болела голова, хотя по ней-то совсем мало пришлось. Он лёг и провалился в черноту.
В наступившей тишине всхлипнула девчонка.
– Цыц, – шёпотом сказал Старший, – услышит, вернётся.
– Дяденька, – тоненько заплакала она, – я боюсь, дяденька.
– Боишься, так и сидела бы у себя, – откликнулся женский голос.
С койки Старшего соскользнула женщина в мужской, еле прикрывающей ей бёдра рубашке.
– Айда, девка, – позвала она, – коли к мужикам лазишь, так бояться уж поздно.
– Валите, пока дверь закрыта, – сказал Старший.
Женщина что-то хотела ему сказать, он отмахнулся от неё. Из глубины спальни выбежала девчонка, тоже в мужской, но ей почти до колен, рубашке. На секунду две тени помедлили у решётки, прислушиваясь, ловко протиснулись между прутьями и исчезли.
Спальня прислушивалась, затаив дыхание. Но было тихо, видно, сволочь отвела душу и спать завалилась.
– Полоша, – позвал Старший, – посмотри, как он. Живой?
– Дышит, – после недолгой паузы ответил Полоша.
– Всё, мужики, всё завтра, – сказал Старший.
Кто-то в ответ вздохнул, кто-то шёпотом выругался. И вдруг звонким шёпотом заговорил Тукман.
– Зуда, а чего ты наврал, а?
– Цыц, – испуганно откликнулся Зуда, – заткнись, дурак.
– Сам дурак, – обиделся Тукман. – Говорил, у него гладко, ничего нет, а всё наврал. Я, пока его били, рассмотрел, всё у него как у всех, только волосьёв нету. А ты наврал всё, что у него как у лягушки везде гладко.
– Во дурак, – с мрачным удивлением сказал Мастак. – Так ты за этим к нему и полез?
– Ага, – согласился Тукман. – Я ж не поверил, а Зуда говорит, ты пощупай, как заснёт, а то он прикрывается всегда.
Спальня потрясённо молчала.
– Разглядел, значит? – спокойно спросил Старший.
– Ага.
– Ну, так спи теперь.
– Ага, – сонным голосом согласился Тукман.
Когда он засопел, подал голос Зуда.
– Братцы, я ж не хотел, я для смеха…
– С
