Бийо пошло пятнами.
– Потому что я не иду на компромиссы, – ответил он.
– Бога ради, не лучше ли… нет, довольно, мы уже не раз это обсуждали. Возможно, вам тоже следует писать памфлеты, Камиль. Оставьте поэзию – попробуйте прозу.
– Его памфлет называется «Последний удар по предрассудкам и суеверию», – сказал Камиль. – Непохоже, чтобы он был последним. Судя по всему, памфлет ждет такой же успех, как те унылые пьесы, которые он сочиняет.
– В тот день, когда вы… – начал Бийо.
Д’Антон прервал его:
– Не шумите. – Он передал бумагу Бийо. – Что это за чушь?
– Вы намерены учить меня моему ремеслу, мэтр д’Антон?
– Почему бы нет, раз вы в нем не смыслите? – Он отложил бумаги. – Как поживает кузина Роз-Флер? Нет, не отвечайте, я сыт этим по горло.
Он поднес ладонь к подбородку.
– Тяжело дается респектабельность? – спросил его Камиль. – Это и впрямь так изматывает?
– Меня тошнит от вашего позерства, мэтр Демулен, – сказал Бийо.
– А меня от вас, упырь несчастный. Должно быть какое-нибудь другое применение вашим талантам, раз уж адвоката из вас не вышло. Стенать в склепах. Плясать на могилах.
Камиль вышел из конторы.
– Найдется ли его талантам применение? – спросил Жюль Паре. – Мы слишком воспитанны, чтобы строить догадки.
В Варьете швейцар заявил Камилю:
– Вы опоздали.
Камиль не понял. В кассе двое мужчин спорили о политике, один из них поносил аристократию на чем свет стоит. Это был маленький, плотный мужчина, о таких говорят, что у них тело без костей, – из тех, что в обычные времена яростно отстаивают существующий порядок вещей.
– Эбер, Эбер, – сокрушался его оппонент, – помяните мое слово, когда-нибудь вас повесят.
Такое ощущение, подумал Камиль, что в наши дни подстрекательство к бунту разлито в воздухе.
– Поспешите, – сказал ему швейцар. – Он не в духе. Будет на вас кричать.
Внутри театра висел зловещий полумрак. Несколько безутешных исполнителей подпрыгивали на месте, пытаясь согреться. Филипп Фабр д’Эглантин стоял между сценой и певицей, которую только что прослушал.
– Вам следует отдохнуть, Анна, – сказал он. – Простите, душка, но это никуда не годится. Что вы сделали со своим горлом? Курили трубку?
Девушка сложила руки на груди и, кажется, была готова разреветься.
– Возьмите меня в хор, Фабр, – взмолилась она. – Ну пожалуйста.
– Мне жаль, но я не могу. Такое ощущение, что вы не поете, а кричите из горящего дома.
– Ничего вам не жаль. Скотина.
Камиль подошел к Фабру и проговорил прямо ему в ухо:
– Вы когда-нибудь были женаты?
Фабр подскочил на месте и обернулся.
– Что? Ни разу.
– Ни разу. –
