лицо, покрытое оспинами, слегка блестело от пота.
– Итак, я заполучил философа, – сказал граф. – Тейтш, кофе. – Он медленно обернулся. – Подойдите.
Камиль медлил, чувствуя, что ему не хватает сети и трезубца.
– Я сказал, подойдите, – рявкнул граф. – Я не опасен. – Он зевнул. – В это время суток.
Пристальный взгляд графа причинял почти физическую боль и был призван вызывать благоговейный страх.
– Я надеялся подкараулить вас где-нибудь в публичном месте, – сказал Мирабо, – и притащить сюда. К сожалению, мне приходится прозябать здесь, дожидаясь королевского зова.
– Король непременно за вами пришлет.
– Так вы мой сторонник?
– Я имел честь отстаивать ваши убеждения.
– Ах вот оно что, – с насмешкой промолвил граф. – Я нежно люблю льстецов, мэтр Демулен.
Этого Камиль никак не мог понять: то, как смотрели на него люди герцога Орлеанского, то, как смотрел на него Мирабо. Словно имели на него какие-то виды. С тех пор как святые отцы махнули на Камиля рукой, никто не строил на его счет никаких планов.
– Вы должны простить мой внешний вид, – мягко сказал граф. – До утра мне не удалось сомкнуть глаз. Впрочем, должен признаться, меня занимала не только политика.
Вранье, сразу понял Камиль. Если бы граф захотел, он принимал бы своих почитателей чисто выбритым и трезвым. Это был просчитанный ход, как все, что он делал; небрежностью и беспечностью, а равно и легкостью, с которой за них извинялся, граф хотел смутить и унизить одетых с иголочки и скованных посетителей. Граф взглянул в лицо своему невозмутимому слуге Тейтшу и громко расхохотался, словно тот сказал что-то смешное. Отсмеявшись, снова обратился к Камилю:
– Мне нравится, как вы пишете, мэтр Демулен. Проникновенно, с чувством.
– Когда-то я сочинял стихи. Теперь-то я знаю, что у меня нет таланта.
– Полагаю, сложностей вообще так много, что незачем сковывать себя еще и стихотворным размером.
– Я не собирался посвящать себя поэзии. Надеюсь заниматься делами государства.
– Оставьте это тем, кто старше вас. – Граф поднял памфлет. – Можете повторить?
– А, это… да, разумеется. – Он привык относиться к своему первому памфлету с презрением, которое до некоторой степени распространялось на тех, кто им восхищался. – Для меня это все равно что дышать. Я не сказал «говорить» по очевидной причине.
– Однако вы говорили, мэтр Демулен. В Пале-Рояле.
– Мне пришлось себя заставлять.
– Природа создала меня народным трибуном. – Граф повернул голову, демонстрируя выгодный ракурс. – Как давно вы заикаетесь?
Послушать его, так заикание – забавное или элегантное новшество.
Камиль сказал:
– Очень давно. С семи лет. С тех пор, как впервые оставил родной дом.
– Вас так расстроило расставание
