в нем уже много лет никто не жил. На поляне я нашел восемь разбитых фотопластин в чехле и окуляр секстанта, которые почти полностью были засыпаны землей. Других признаков цивилизации не наблюдалось. Неподалеку мои индейцы обнаружили признаки тропы, и хотя мне показалось, что это всего лишь старый звериный след, они настояли на том, что дорога рукотворная. Мы целый день с трудом продирались по ней сквозь заросли и к вечеру вышли на вторую поляну, где были развалины укрытия. После тщательных поисков мы раскопали ржавый мачете со множеством вмятин. Больше ничего найти не удалось. Здесь тропа заканчивалась.
В ходе поисков индейцы нам не встречались. В дальнейшем выяснилось, что поблизости их нет, а ближайшее к заброшенному в южной части реки лагерю поселение боро находится на реке Пама, в сорока или пятидесяти милях от того места, где мы находились.
Полагая, что наиболее вероятный путь к спасению – вниз по течению Жапуры, я медленно двигался на восток почти до устья Апапориса. Затем мы развернулись и прошли в обратном направлении, обыскивая правый берег. За все это время мы не видели ни самих индейцев, ни их следов. На берегу, примерно в полутора милях от последнего лагеря Робюшона, мы нашли обломки разбитого и потрепанного плота. Очевидно, его занесло сюда разливом реки, а когда вода отступила, он остался лежать на берегу. Браун узнал в этих обломках плот, который французы построили после потери каноэ. Но это не давало никаких подсказок.
Как бы мне ни хотелось в то время продолжить свое расследование среди индейцев на левом, или северном, берегу реки, я был вынужден временно отказаться от этой затеи из-за категорического нежелания моих сопровождающих туда идти. Ничто не могло убедить их в том, что их не съедят, если они переправятся в этом месте через великую реку.
Поскольку мне ничего не удалось выяснить на месте исчезновения Робюшона, я решил провести расследование среди племен боро, разбросанных по полуострову в районе рек Пама, Кахуинари и Жапура. Но и здесь ничего не удалось узнать о путешественнике, женщине или собаке. Меня особенно поразил тот факт, что встреча с датским догом – объектом благоговения для индейцев – не нашла отражения в местных легендах. Сам Робюшон писал о своем доге: «Мой пес, как обычно, первым вошел в дом. Огромный размер Отелло, его оскал и пристальное наблюдение за незнакомыми людьми, его налитые кровью глаза и стоящая дыбом шерсть неизменно внушали индейцам страх и трепет». Если бы такое животное попало в руки боро, я уверен, что о нем говорили бы больше, чем о любом случайно попавшем в плен европейце, как бы тщательно они ни пытались скрыть свою причастность к его убийству. Бо́и боро из моей группы не смогли выведать у соплеменников никаких свидетельств присутствия Отелло или его хозяина.
Затем мы двинулись в северном направлении и, пересекая Жапуру, посетили племя боро, проживающее на северном берегу реки, между притоками Вама и Ира. Вождь этого племени женился на женщине менимехе, которая, как ни
