всех, кто оказался недостаточно расторопным, не успел убежать. И что он, маленький и несчастный человек, может сделать? Остановить этот механизм, в котором задействованы десятки, а то и сотни … нет, не людей – стран! Политики, военные, государственные деятели, шпионы, киллеры, и ещё Бог знает кто! Что он, Семён, может сделать? Ему нужно домой. Там его ждут. Там он нужен. А здесь он ни на что не способен, ничего не понимает. Он не на своём месте. Вот Андрей, то есть Алексей… Да, он на своём месте, в него выстрелили, а он даже ухом не повёл. Железный он, что ли? Он не любит никого, поэтому жизнью не дорожит. Ему не о ком беспокоиться. Бежать нужно отсюда. Бежать. Он и бежал вслед за Алексеем. Сердце стучало, голова кружилась. Было страшно.
Но разве не об этом он мечтал, сидя в душном вагоне или тесной каюте корабля? Нестись навстречу опасности, решать мировые проблемы. Действовать! Это казалось ему счастьем! А сейчас он хочет только одного – домой! А если на Украине опять начнётся война? И он будет винить себя в том, что ничего не сделал для её предотвращения? Глупости! Что он может? Можно хотя бы попытаться, чтобы потом не жалеть об упущенной возможности. Но почему именно он? Пусть другие это делают! Пусть Порфирий Порфирьевич, например, сам едет сюда и предотвращает войны! Чёрта помянешь… Семёну на мгновение показалось, что он увидел в толпе Порфирия. Но разглядывать было некогда. Алексей уже свернул в подворотню.
8. Второе письмо Саши
Семён, милый, у нас теперь есть дочь. Поздравляю, папаша!
Не хочу рассказывать о родах. Было страшно, но сейчас это уже не важно. Сначала всё было нормально, но потом у неё кожа начала желтеть. Нас отец отвёз в Житомир. Но там ничем помочь не смогли и посоветовали ехать в Киев. Там сказали, что у нас с ней несовместимость крови, поэтому гибнут красные кровяные тельца. Нужно делать переливание крови. Попросили меня подписать разрешение. А как я могу решить, нужно делать переливание или нет? Что я в этом понимаю? Я подписала, Семён.
И вот теперь я вторые сутки жду. Станет ей лучше или нет.
Я не успела запомнить её лицо. Глаз она почти не открывала. Реснички у неё светлые, а волос почти совсем нет. Кожа красненькая сначала была, а потом пожелтела. Имя я ещё ей не дала. Отец говорит, что надо дать быстрее, а то ребёнку уже почти неделя, а она всё ещё без имени. Если бы я могла с тобой посоветоваться! Мне тебя так не хватает.
Сейчас особенно тяжело. Все кормят своих малышей, а мне мою девочку не приносят. Пока кормить не рекомендуют. Это ужасно. Я хожу в палату, где она лежит, и подглядываю через стекло.
Знаешь, я пока кроме тревоги и волнения ничего не чувствую. Разве что страх. Мне всегда казалось, что самое жуткое в жизни это болезнь детей. Но я не думала, что сама столкнусь с этим. Представлялось, что будут только любовь и счастье. Но нет ни того, ни другого.
Как ты живёшь? Что ты чувствуешь, когда думаешь обо мне и о ребёнке? Вспоминаешь ли ты о нас?
С любовью, твоя Саша.
9. Жизнь продолжается
Лили уже была в отеле.
– Я уже заждалась! – начала она приторно-капризным тоном, но увидев
