куда ты тратила деньги? – он осматривает меня с головы до ног, а после переводит взгляд на мое лицо. – По тебе не скажешь, что ты хорошо одета.
Мне стыдно за свой скромный наряд, но ничего лучше у меня нету. Я никогда не одевалась в брендовых магазинах, не носила наряды от известных модельеров. Всё, что у меня в гардеробе, куплено на распродажах или в небольших магазинчиках у дома. И эти вещи уже давно потеряли свой товарный вид.
– Я отдавала все отцу, у нас были проблемы с деньгами.
Ахмед усмехается и кивает так, будто ему все понятно. Создается ощущение, что он совершенно точно знает об отце больше меня.
– А знаешь, почему у вас были проблемы с деньгами?
Мотаю головой. Еще год назад у отца был бизнес, причем он приносил немалый доход, но буквально полгода назад и я, и мама, узнали, что у отца нет денег, а его компания почти на грани банкротства. Мы узнали это, когда маме потребовалась дорогостоящая операция, а мы просто не смогли ее проплатить. Я и денег тогда не успела собрать, хотя мы обратились в фонды помощи, везде, куда можно было. Собрали тридцать процентов от суммы и узнали, что мама умерла.
– Байрамов игрок, Вика. Он проиграл бизнес, дом, так что ему пришлось переехать в тот барак, в котором вы жили последнее время, а еще деньги… три миллиона долларов это основной его долг, есть и меньше, но другим людям.
– И как он будет их возвращать?
– Я не знаю. Мне вот ты досталась, может другим сына продаст?
Я нервно дергаюсь и поднимаю голову, смотря на Ахмеда. Он невозмутимо продолжает есть, медленно нарезает мясо, аккуратно накалывает его на вилку и отправляет в рот, тщательно пережевывая. Ахмед вынуждает меня задуматься о долгах отца. В том, что он отдаст кому-нибудь Стаса, я сомневаюсь. Сын – самое дорогое, что у него есть, его кровь, плоть. Это я никто в их семье, поэтому меня так легко было отдать, забыв о существовании.
– То есть ты отдавала заработанные деньги отцу. А подрабатывать не пробовала?
– Мне было некогда, нужно было смотреть за домом, готовить еду, все-таки два мужчины нуждались в нормальном питании и…
– Понятно, – он прерывает меня взмахом руки. – Ты была личной домработницей там, – он улыбается. – Рабыня в собственном доме.
От его определения “рабыня” вздрагиваю всем телом. Он прав. Точно так же я думала этим утром. Аппетит куда-то пропадает, несмотря на то, что все довольно вкусно.
– Так ты больше ничего не хочешь спросить? – интересуется Ахмед после ужина.
Пожимаю плечами и беру со стола чашку с чаем. Я хочу спросить, зачем я этому мужчине, но в последний момент передумываю и отпиваю горячий напиток.
– Хорошо, если у тебя нет вопросов, я расскажу немного сам. Мне тридцать пять лет, жены и детей нет и не было, занимаюсь перевозками, это то, что тебе можно знать, – он буквально подчеркивает слово “можно”. – Что касается твоего пребывания здесь и вообще всего… – он останавливается на пару минут. – Не могу сказать, зачем ты здесь и что будешь делать. Я подумаю об этом
