всего, отзывающегося новизной русско-европейской цивилизации. Эти кореняки, представители упорного румунского национализма, сидели безмолвно или прохаживались медленно, погруженные в самих себя. Вероятно, они уносились мыслью в те блаженные времена, когда Бессарабия оглашалась пронзительными звуками жидовских цимбал или бешеным визгом цыганского табора. О вкусах спорить нельзя: но заметно уже, что новое поколение решительно изменяет своим отцам. Почти вся аристократическая молодость одевается по-европейски, имеет или, по крайней мере, показывает европейские потребности и прихоти. Первый знак к отступлению от старины, разумеется, и здесь, как везде, подается прекрасною половиною человеческого рода. Вы уже не различите теперь по платью румунских кукониц и кукон: богатейшие из них разубраны по парижским или, по крайней мере, венским картинкам мод. Только резкая печать полуазиатской физиономии изобличает их недавнее усыновление Европе»100.
Надеждин часто «молдаван» именует «румынами». Молдаване у него скорее регионализм, при этом переселенцев из «соседних Подолии и Украины» он, по тогдашним нормам, именует «русскими»101.
На том этапе Россия видела в числе перспектив реализации балканского вопроса объединение Дунайских княжеств, но под протекторатом Российской империи, о чем открыто заявлял Николай I. Забегая чуть вперед, приведем несколько рассуждений российского императора, как нам представляется, важных: «Дунайские княжества (Молдавия, Румыния) образуют государство, под моим покровительством, и такое положение могло бы продолжаться. Сербия могла бы получить такую же форму правления. То же можно сказать о Болгарии: я не вижу причин, мешающих этой стране образовать самостоятельное государство»102. Как заметил внимательный читатель, русский император рассуждал о перспективах создания независимых от Турции государств, в том числе молдавско-волошского под его протекторатом. То есть мысли ни о каком присоединении названных территорий к России он не рассматривал. В этом контексте целесообразно привести рассуждения русского императора в 1853 г. из другого источника. «Слова царя адресованы Н.Н. Муравьеву (Карсскому). “Я уже два раза мог овладеть Константинополем и Турцией, – говорил Николай Павлович Муравьеву, – в первый раз – после перехода через Балканы, а второй – ныне. Какие выгоды от завоевания Турции произошли бы для нашей матушки-то России, то есть для губерний – Ярославской, Московской, Владимирской и прочих? Мне и Польши довольно. Мне выгодно держать Турцию в том слабом состоянии, в каком она ныне находится”103».
Возвращаясь к воспоминаниям Вигеля, целесообразно вспомнить замечания о них И.П. Липранди104, который охарактеризовал восприятие Филиппа Филипповича как очень негативное со стороны богатейших родов Молдовы.
Вигель обладал резким стилем изложения и имел привычку давать критические характеристики тем, о ком писал, в том числе представителям молдавской элиты. Липранди пишет: «Рукопись, сделавшись известной,
