католическая совсем растерялась. Попы жалобно поскуливали, что умственные упражнения Вольтера и его команды не имеют ничего общего с христианской традицией, а полностью базируются на браминских учениях, завезенных английскими чайниками из безбожной Индии.
Екатерина не замедлила вступить в переписку с «бессмертными». Просвещением России тоже хотелось заняться безотлагательно. На какое-то время у нас заботы о геополитике уступили место разборкам между Дидро, Даламбером, Монтескье, Вольтером и прочими.
Вольтер живо реагировал на письма Екатерины. Он видел в России непаханное сюжетное поле. Тут было о чем написать и на чем обойти ненавистных парижских собратьев. Вольтер дернулся в Питер, еле его остановили, – он-таки представлял враждебное государство. Тогда Вольтер объявил, что будет дистанционно писать «Историю Петра Великого». Делать нечего, пришлось нашим академикам его обслуживать. Они получили темы, возились в архивах и сдавали наработки И. И. Шувалову – для цензуры, перевода на французский и отсылки в Париж. Шувалов заставлял эти материалы сокращать, чтобы меньше переводить и чтобы не выметать мерзости русской жизни из нашей избы на версальский паркет. Ломоносов, ворчливо матерясь, резал историю по живому, – сокращал Самозванца, Михаила, Алексея и Федора Романовых. Вольтеровская «История» вышла в свет и вызвала у наших патриотов приступы тошноты. Француз превратил драму в комикс.
Попытки Екатерины насадить науки в России ограничились поощрением литературы. Старый Ломоносов хотел этим воспользоваться, интриговал против Тредиаковского и Сумарокова, строчил новые оды, копал под еще более старого президента Академии Шумахера, но ему все равно предпочли немца Тауберта. И наш гений ушел на покой, окончив свой многолетний исторический труд смертью Ярослава Мудрого и собственной смертью 4 апреля 1765 года – в понедельник после Воскресения Христова. «Густая толпа народу» следовала за ним на кладбище Невского монастыря.
В общем, просветительство пока коснулось только питерского и московского бомонда, до системной образовательной реформы дело не дошло, но количество школ, училищ, дамских курсов, частных школ и военных училищ постепенно увеличивалось. Развивалось светское писательство и издательство, возникали литературные кружки, художественные группы, салоны, театрики. Особое внимание уделялось официальному портрету. Портретисты не успевали краски растирать, – огромная очередь сановных и монарших ликов бряцала кошельками у их порогов.
Сама Императрица тоже не чуралась творчества. За пять лет правления беспокойной страной у нее образовался приличный жизненный опыт, накопилась страшная статистика, в бумагах осели жуткие эпизоды гражданской и семейной жизни, провинциальный и столичный беспредел составили бесценный капитал. Такой багаж наши писатели обычно собирают только под конец жизни, наскитавшись
