и пластических хирургов.
Итак, возвращаемся к лету, а оно у Эбби прошло, можно отметить, вполне хорошо, одиноко несколько – Дункан уезжал довольно часто, а Эбби оставался один в большом и пустом доме, зато никаких тайн, загадок и расследований касательно Пантеона, как и наивных актрис с их модернизированными для большого экрана лицами и телами.
Покончив с рассказом про ужасно тоскливую (и неудачную для отца и Барбары во всех их диккенсовских больших надеждах) поездку, Чарли сменил пластинку.
Альберт порой участвовал в разговоре: спрашивали – отвечал без особых подробностей, к нему не обращались – молчал, кивал. После того, что случилось в прошлом году, даже веселый и беззаботный Талли относился к Эбби с долей аккуратного трепета, как бы не зацепить шелковых нитей узора на дамастовом полотне, не разбить тончайший фарфор, пока изучаешь хрупкий экспонат, образчик страдания и несчастий.
Торндайка он смело мог назвать лучшим другом (и единственным). Эбби знал, что лучших друзей за всю жизнь можно и не встретить, но, по крайней мере, ему хотя бы с этим повезло. Чарли на расчерченном мелом поле студенческой дружбы единолично занимал ближайшую к Эбби клетку, обогнав Дебору. Но это по-честному, ведь и участие в невзгодах Альберта Андерсона он принял куда большее, чем последняя. Мисс Флетчер Эбби видел после внезапного столкновения в туалете еще раз, кстати, но потом та испарилась, с ними на рейс не села – взяла такси прямо тут, вполне возможно, или ее подвезла мать. У Деб, кстати, есть тачка, только на станции Альберт машины не видал, – что ж, одногруппница вполне могла себе позволить оставить транспорт в Крипстоун-Крик на лето и никак от этого не пострадать. А если она и приехала на своих колесах, то не удосужилась предложить их подвести… О том и речь, что в приятельницы и знакомые ее можно занести, а вот в лучшие подруги – увы.
“Еще ее эти странные выкрутасы в туалете… Ладно, не буду брать в голову. Время лечит, оно же все расставит по местам”, – решил Эбби, размышляя насчет девушки, пока Талли сообщал ему самые новые сплетни касательно почти каждого на их рейсе, исключая, разве что, водителя, а еще ближайших от их мест попутчиков, которые с большим интересом ловили каждое его слово.
Альберт, слушая сплетни в дорожной полудреме, благодарил одногруппника за то, что он так и не поднял разговор о прошлом семестре и событиях, произошедших непосредственно перед каникулами, а пытался сосредоточить воспоминания и внимание Эбби на самой беззаботной для любых учащихся поре – лете.
Неприятности и трагедия родом из прошлого учебного года, безусловно, сблизили Эбби и Чарли, под их гнетом дружба парней (довольно неуклюжая изначально) быстро окрепла. Но Эбби предпочел бы, чтобы их отношения с Чарли развивались самым заурядным и постепенным образом, как часто и происходит у самых заурядных людей студенческого возраста – легко, беззаботно, незамысловато, во время дуракаваляния, пьянок и, коли на то пошло, скучных
