потерявшейся кузины того не стоит? Мэй, с тобой все в порядке? О, пожалуйста, только не говори мне, что ты слишком устала!
– Наверное, она слегка ошеломлена, моя дорогая, – предположил дядя Джонни, бросив на меня понимающий взгляд.
Слегка? Да это мягко сказано! «Никогда не подавай им повода думать, будто ты не из их круга», – частенько повторяла мне матушка. Подразумевая под «ними» светское общество, к жизни в котором она меня готовила. Правда, я совершенно не ожидала, что мне когда-либо понадобятся мамины уроки. В Бруклине я была простой продавщицей. Уверенной, что в лучшем случае матушкино воспитание поможет мне получить работу в одном из крупных универсальных магазинов, где мои идеальные манеры могли подтолкнуть покупательницу к приобретению более дорогой брошки.
Я быстро взяла себя в руки и улыбнулась:
– Я в полном восторге! Вы такие замечательные! И так добры ко мне!
– Другого и быть не может. Ты же наша семья! Голди, дорогая, почему бы тебе не показать Мэй ее комнату, дорогая? Ты часом не голодна, Мэй? Я велю подать наверх чай.
– Перед званым ужином, папа? Ни одна девушка не захочет чая перед танцами, – очень убежденно заверила Голди и увлекла меня из гостиной в просторный холл, бурливший кипучей деятельностью. Ловко лавируя между слугами, повела наверх по лестнице, устланной темно-зеленой дорожкой цвета водорослей, затянувших стоячую воду в пруду.
– Сегодня вечером у нас по просьбе папы выступит мистер Сотби. Я так рада! – объявила Голди и многозначительно посмотрела на меня. Она явно не сомневалась в том, что это имя мне известно. Как и в том, что я должна обрадоваться новости не меньше нее. – Думаю, у нас соберутся все важные персоны Сан-Франциско. Я послала приглашение Альфонсу Бандерснитчу. Так что о нашем ужине обязательно напишут в «Вестнике».
– А кто такой Альфонс Бандерснитч?
– Он – автор лучшей в городе колонки светской хроники.
Мы достигли второго этажа, и зеленая дорожка резко оборвалась у ковра с оранжевыми, красными и золотыми оттенками. Светло-голубые потолки украшала замысловатая лепнина, а зеркала в позолоченных рамах обрамляли весь коридор, играя друг с другом отражениями передвигавшихся фигур – бесчисленных Мэй, шедших за бесчисленными Голди. Стол в холле был заставлен фарфоровыми ангелами и золотистыми фавнами, поклонявшимися большому мраморному купидону с арфой.
У одной из дверей Голди остановилась:
– Вот твоя комната. Моя – сразу за купальней. Я сама украсила твою комнату. Надеюсь, тебе понравится. Папа безнадежен. Если бы здесь все зависело только от него, ты бы умерла со скуки. Вокруг были бы одни золотистые полоски.
Только они гораздо больше располагали бы к отдыху, нежели лиловые обои с красными и розовыми розами и синими птицами в гнездах на перевитых зеленых лианах. Напольный ковер тоже усеивали розовые махровые розы. Такого же цвета были и шторы на окне – одни кружевные, другие бархатные. Раздвинутые, они открывали вид на туман, из которого проглядывали
