как семья – в основном, здоровую пищу 1970-х годов, такую как коричневый рис, тофу, зелень и овощи. Мы редко болели, и я гордилась таким питанием, которое помогает нам оставаться здоровыми. В четырнадцать лет я даже стала вегетарианцем.
Потом у моей мамы обнаружили рак.
Ей тогда было всего пятьдесят девять, а мне – двадцать девять лет. Я только что провела два увлекательных года в качестве волонтера Корпуса мира в сельских районах Парагвая и вернулась в Штаты, чтобы закончить подготовку к медицинской школе. Когда я узнала новости о маме, я просто не могла поверить в это. Моя мать всегда была эталоном здоровья. Она выглядела на десять или пятнадцать лет моложе своего возраста, бегала трусцой по три мили каждый день и даже преподавала йогу. Но неожиданно у нее обнаружили рак поджелудочной железы – болезнь, от которой традиционная медицина не лечит.
Это стало для меня настоящим тревожным звонком. Я обнаружила, что можно вести правильный образ жизни – или то, что вы считаете правильным, – и все равно сильно заболеть.
В некоторой степени это связано с тем, что большинство серьезных заболеваний многофакторны. Генетика играет важную роль. То же самое и с нашей токсичной окружающей средой. У нас нет полного контроля над условиями, которые вызывают расстройства.
Я также обнаружила, хотя и не в течение следующих нескольких лет, а позже, что наша «здоровая» семейная диета на самом деле отравляла всех нас. Цельнозерновой хлеб, зерна и бобовые, которые составляли основу семейного обеда, были полны химических веществ, которые провоцируют воспаление и вполне могли спровоцировать рак у моей мамы, усугубить аутоиммунное заболевание моего отца (состояние, известное как полимиозит, сопровождающееся болями в суставах и мышечной слабостью) и вызвать мои собственные проблемы со здоровьем.
Между тем болезнь мамы ясно показала, насколько большинство обычных врачей полностью сопротивляются любым нетрадиционным подходам, особенно когда это касается питания, пищевых добавок или чего-то естественного. Когда я спросила у маминого врача о некоторых новых лечебных продуктах, о которых я узнала, врач просто усмехнулся, высмеивая саму идею о том, что питание может играть важную роль. «Твоя мама могла бы засунуть арбуз себе в ухо и подпрыгнуть на одной ноге, и это тоже может помочь, но, вероятно, нет», – сказал он мне. Готовясь к поступлению в медицинскую школу, я поняла, что подобная реакция будет типичной для того мышления, с которым я столкнусь. Мой план с самого начала заключался в том, чтобы стать врачом-интегратором, который рассматривал бы тело в целом и использовал диету и естественные подходы в максимально возможной степени. Опыт мамы просто подтвердил, насколько сложно было бы объединить эти два подхода.
Тем временем традиционная медицина не могла предложить моей маме ничего, кроме химиотерапии, от которой они даже не ожидали эффекта, и прибегли к ней только для того, чтобы отсрочить неизбежное. Моя мать умерла менее чем через
