чувства.
Это транс.
– …Ты марионетка в ЕЕ театре. Твои глаза потухают, твои руки опускаются. Ты – пластилин. Ты – никто…
Елена топает ногой:
– Сами вы «никто»! Сами!
Бежит в коридор. Из операционной доносится яростное громыхание. По столу она двинула ногой, что ли? Эти звуки, как музыка.
Тетя Тома, наша медсестра, выглядывает из своей клетушки, сердито глядит на меня и что-то мычит, жестикулируя рукой с бутербродом.
Я улыбаюсь.
Очередная порция яда впрыснута. Далеко не впервые я ввинчиваю в Елену подобные вещи, и каждый раз ее реакция все острее, – положительный симптом, я надеюсь. Ибо эта жутковатая девчонка – мой единственный шанс на спасение…
– Так есть заказ или нет? – бросаю я в сторону коридора, на сей раз громко.
Безответный вопрос.
Откликается любовник, как там его… Алик Егоров. Живо привстает на локте:
– Какой заказ? – спрашивает он нервно.
– Заказы – они разные бывают. По телефону, по факсу, по интернету. Я рассуждаю следующим образом. Во-первых, ужин нам сегодня не принесли и, скорее всего, не принесут. Почему? Чтобы желудок перед наркозом не загромождать. Во-вторых, запертый доселе медицинский шкаф явил миру свое бесовское нутро. В третьих…
Появляется Елена.
– Нет никакого заказа, – говорит она резко. – Не говорите ерунду!
Ее слова адресованы больше Алику, чем мне. Я-то всё уже понял.
– Нет, так нет. Убогие так доверчивы.
– Вы о чем? – совсем разволновался парень.
Единственное, что пока остается за кадром – кого завтра будут резать, его или меня.
6.
Она атаковала Бориса Борисовича с ходу, повисла на нем, повалила на ковер.
– А моллюски? – спросил гувернер с наигранной строгостью.
– Моллюски – на фиг. Давно пора готовить зачет по теме «дефлорация».
Елена по-хозяйски обняла гувернера и поцеловала его в губы. Тот не сопротивлялся, не разорвал близость.
– Вы что-то путаете, барышня. «Дефлорация» – в программе следующего учебного года. A la fin des fins je me suis marie.[6]
– Ta femme est grise. Comme la moissure elle fleurit une fois par an, au mois d’août[7]
Он не попытался защитить жену от нелепого оскорбления, не возразил ни словом, ни жестом. Это означало одно: Борис Борисович полностью согласен с происходящим. «Он мой», – подумала Елена с холодным удовлетворением.
– Если ты боишься, что тебя застукают с малолеткой, мы закроем дверь на шпингалет, – сказала юная проказница и вспорхнула с ковра…
Потом они целовались. Все в рамках, очень пристойно. Слюнявили друг друга, как маленькие. Ученица покорялась не очень смелым рукам своего наставника, смотрела в его лицо, покрывшееся красными пятнами, и гадала: о чем Борька в этот момент думает? Наверное,
В конце концов, я женат, – франц.
Твоя жена – серая. Цветет, как плесень, раз в году, в августе, – франц.
