с энтузиазмом продолжил Ремин. – Позвольте, я продемонстрирую.
И, не ожидая запрошенного позволения, полез раскрывать свою коробку. Разумеется, ее содержимое уже было проверено службой охраны, поэтому упаковка была наскоро замотана скотчем. Из коробки он извлек объемный цилиндр, завернутый в древний потрепанный плед с длинным ворсом. Похожий Андрей Петрович почти полвека назад видел в конуре у пса своего деда. Сама форма предмета тоже вызывала подозрение своей схожестью с двадцатилитровой бутылью. К счастью, это оказалась не совсем бутыль, а большая перевернутая колба со стеклянными стенками. Толстая, около двадцати сантиметров, крышка, сейчас являющаяся днищем, судя по электрическому шнуру и нескольким крутилкам, была каким-то прибором. Колба была на четверть заполнена чем-то зернистым, похожим на очень мелкие, меньше половины макового зернышка, икринки насыщенного синего цвета.
Оглядевшись и не заметив ни одной розетки, Ремин не стал искать их или уточнять расположение у хозяина кабинета. Достав из кармана мультитул, он мгновенно смахнул штекер со шнура своего прибора и зачистил проводки. Затем ловко выкрутил лампочку из светильника на рабочем столе Рукавицына и накинул проводки на контакты освободившегося патрона. Эти манипуляции заняли у инженера от силы секунд десять. Андрей Петрович, наблюдавший за его действиями со смесью любопытства и изумления, даже не стал ничего говорить по этому поводу. Ну нафиг, еще обидится, замкнется в себе, и общаться будет невозможно. Если в начале разговора он откровенно троллил этого странного, не от мира сего мальчишку, то сейчас ему было любопытно, и ради этого он готов был потерпеть его поведение.
– При каждом включении требуется небольшая калибровка, – извиняющимся тоном произнес Ремин, возясь с крутилками прибора. – Но при экранировании необходимость в этом пропадет.
– Калибруйте, Павел Семенович, я подожду, – благосклонно молвил Андрей Петрович.
Наконец, тот с видом фокусника замер перед своим творением.
– Я весь внимание, – поощрил его к действию Рукавицын.
– Как вы видите, обычное состояние вещества – гранулярное, – в доказательство Ремин с некоторым трудом встряхнул колбу. Зернышки взметнулись и тут же опали. – Но если мы подадим сигнал такого вида… – он повернул крутилки до отмеченных маркером на корпусе положений и снова встряхнул прибор. На этот раз вещество не шелохнулось. – Сейчас гранулы скреплены между собой, причем очень прочно. Твердость можно регулировать от пренебрежимо малой величины до четырех с небольшим по Бринеллю, но, я уверен, этот показатель можно увеличить.
– И насколько же? – спросил Рукавицын, первый раз в жизни слышавший про Бринелля. – Алмазы резать сможем?
Инженер задумался.
– Алмазы-то нет. Думаю, максимальный показатель будет в районе шести, не более. Это уровень плохонького железа, недопустимо низкий
