бойца… Вон как воинственно задрался у него нос-кнопочка, вон как лихо блестят круглые глазёнки-крыжовины!
– Слушай, Ломоносов, а чего ты меня будить в дощаник примчался? – неожиданно перейдя на «ты», – собственно, пора уже, они достаточно хорошо знают друг друга, – спросил лейтенант.
– Да, капитан, Царствие ему Небесное, послал, – маленький боец вздохнул. – Он почувствовал, что дело пахнет керосином, и послал меня: иди, говорит, растолкай лейтенанта, а то как бы чего не вышло… Я и помчался. А что дальше было, вы и сами видели.
– Понятно, – задумчиво проговорил Чердынцев, сорвал травинку, машинально покусал её зубами, взгляд его не отрывался от бронетранспортёра – действительно завидная цель. В машине и оружие есть и еда, и то и другое нужно позарез.
Куда же подевались немцы, прибывшие на этой машине сюда? Полдничают, что ли? А ведь их должно быть немало. На заставе находилось не менее двадцати пяти человек. Значит, и нападающих должно быть не меньше.
Но нет никого – ни наших, ни «ваших», только несколько убитых пограничников. Скорее всего, события развивались так: на погранзаставу совершили внезапный налёт десантники, из пулемётов, стоявших на машинах, порубили всех ребят, после стычки бронетранспортёры двинулись по границе дальше, крушить заставы, здесь же осталась только дежурная группа.
Было тихо. Даже птиц уже не было слышно, словно бы они попрятались где-то в густых ветвях, отдыхают, а может быть, наблюдают за чужой бедой… Чердынцев продолжал лежать без движения, стараясь всё засекать острым командирским взглядом – он всё отмечал, в том числе колёсные и гусеничные примятости в траве – сколько их?
А их было много. По подсчётам, шесть, а то и семь броневиков. Вопрос на засыпку: здесь находится один, куда же делись остальные?
Всё правильно: остальные двинулись дальше, понесли с собою смерть на другие заставы. Если отойти отсюда метров на двести, то можно на сухой песчаной почве найти более чёткие следы ушедших машин.
Неугомонный Ломоносов дёрнул лейтенанта за полу гимнастёрки, поинтересовался возбуждённым свистящим шёпотом:
– Что будем делать, а?
– Пока ничего, – спокойно ответил Чердынцев, – будем лежать и наблюдать…
– Ничего мы здесь не высмотрим, товарищ лейтенант, – в свистящий шёпот маленького бойца неожиданно натекла тоска, он пошмыгал носом, будто его кто-то обидел, – и ничего не найдём.
– Приказа на отход не было.
– Погибнем мы тут.
– Бог не выдаст – свинья не съест, Ломоносов. Главное, чтобы Бог не выдал, всё остальное ерунда… Так что не ной, боец!
– И жрать чего-то хочется, – не обращая внимания на одёргивания лейтенанта, продолжал ныть маленький боец; надо заметить, что кроме нытья он был обучен в своей далёкой северной деревне ещё упрямству и стойкости – чертам характера, просто необходимым всякому солдату.
– Не
