голодали, вместе работали, делили горе и радость. А теперь, когда время переломилось, когда новое будущее выплыло, как королевский замок из рассеявшегося тумана, появился еще один объект для дележа – надежда. Они сидели и обсуждали подвенечное платье, как организовать свадьбу, выбирали: немецкая кирха или обычная англиканская церковь. Перебирали знакомых детей, обсуждали, кто бы подошел на роль цветочных девочек[13]. И надо попросить Эрни поиграть на свадебном ужине.
Риту время от времени охватывал страх. Досадная тяжесть, обременяющая ее тело, скоро станет ребенком. Она и этот мужчина поменялись выдохами, поменялись буквами в имени, соединились, вернули свои имена – но значит ли это, что он обрадуется новости?
Его волнение. Ее недоумение. Рита и Видаль пили чай в кафе, которое уже привыкли называть “наше”. Рита никак не могла истолковать выражение его лица. Она пришла с потрясающей новостью, вручила ему свое будущее – и не получила ответа. Видаль отвернулся и долго смотрел в запотевшее окно. Рита опустила голову. Руки сами по себе, помимо ее воли, сцепились в замок, словно ей необходимо было помолиться и увериться, что молитва найдет отклик. Она ожидала услышать все что угодно, только не молчание.
– Я тебя не оставлю, – выдавил Видаль.
И все. Преодолеть молчание невозможно, оно заполнило все кафе. Рита никогда и подумать не могла, что тишина может быть оглушительной – как взрыв. Остались одни осколки. Смех за соседним столиком прозвучал так, будто кто-то швырнул камень в окно.
Он внезапно поднялся, взял шляпу и ушел. Рита осталась сидеть. Услышала, как сработала пружина и дверь захлопнулась.
Вот и все.
Мужчины…
Она запомнила эти минуты на всю жизнь. Стены сдвигались все теснее. Она чувствовала себя как в колодце, будто ее собираются похоронить заживо. Вскочила, выбежала из “нашего” кафе и никогда больше там не появлялась. Обходила эту улицу стороной.
Рита осталась одна. Мейбл не могла разделить с ней катастрофу. Сестра была добра, внимательна, преданно помогала во всем, но пожизненный позор рос в животе у Риты, а не у Мейбл. Это не Мейбл, а Рите предстояло жить с незаконнорожденным. Это не Мейбл, а Рита попадала в разряд женщин, о которых говорят “ну… эти”. Никто не сдаст ей квартиру, а о работе можно даже не мечтать.
– И что остается? – тускло спросила она сестру.
Та промолчала. Работный дом[14] – понятие постыдное, да и слово настолько ужасающее, что сестры не решались произнести его вслух. Есть еще приюты для бедных – но это такое унижение, что лучше умереть. Туда попадали те, кто потерял все. Бездомные и больные, отработавшие проститутки, брошенные невесты и изнасилованные. Пережидали беременность и рожали. Там, по крайней мере, их тайна терялась среди многих похожих тайн, стыд растворялся в стыде других. Оттуда ребенка возьмут на усыновление, или он будет расти в обществе других бастардов, детишек без прав на наследство и без надежды не только на будущее, но и на признание их существования.
Девочки, несущие шлейф невесты.
Исправительное учреждение.
