негромко:
– Я завтракать сегодня не буду – не хочется…
Карим бегом, запыхавшись, выбрался из оврага наверх. Солнце только что взошло. Возле хлебопекарни Али-Мохаммада стояли за хлебом люди – женщина в чадре и мужчины в кафтанах, сюртуках и в шапках-«пехлевийках». Карим никого из них не знал. Бегом он продолжал свой путь до лавки Ислами в крытом рынке, а там и до поварни Исмаила недалеко. Ее окна запотели от пара. Недавно в ней традиционные дощатые щиты, на которых сидели по-турецки, заменили на столики и стулья для посетителей. Таково было требование городских властей. И вот теперь несколько человек сидели за столиками и ели горячий хаш. На каждом столе стояло по кувшину с водой: кого мучила жажда, брал и свободно пил. Войдя, Карим поздоровался, но усатый Исмаил не ответил – или не заметил его, или сделал вид, что не заметил. Он громко переговаривался с Мусой-мясником и несколькими покупателям, объясняя причину подорожания:
– Цену на ножки не я поднимаю, это дело рук вашего Мусы-мясника, который вон, как теленок, морду в ясли опустил и наворачивает себе!
Муса-мясник выплюнул косточку в руку и рассмеялся:
– Исик-усач! Ты нас своими усами-то не коли. А то я правоверным накладные-то покажу! Правильно, я повысил цену ножек на два аббаси[25], но ты еще три сверху добавил.
– Тут дело не только в цене одной. Мой товар в Тегеране известен, а чтобы он был известен с хорошей стороны, я вынужден две-три штуки из твоих голов выкидывать. Иначе покупатели из меня бифштекс сделают.
– Постой! Что не так с моим товаром?
– Головы вонючих козлов суешь вместо телячьих… Такая голова в котел попадет – все выбрасывай от вони…
– Постой! Ты горсточку углей кинь туда, в котел, и спи себе до утра, как овца невинная. Утром народу божьему втюхаешь мясо, и снова спи спокойно до вечера… Только не забудь, что позапрошлый шах одного пекаря, который слишком цену поднимал, кинул в печку.
Исмаил опустил два пальца в желтое густое масло, налитое в медный поднос, и смазал им свои усы. Таким образом, усы его стояли торчком и не закрывали рот. Он ответил Мусе-мяснику:
– Наверное, ты о Резе-шахе речь ведешь. Только я в котел – или, как ты говоришь, в печку – вряд ли помещусь. Не на месте буду, не мое это место!
Муса-мясник рассмеялся. Потом указал на усы Исмаила:
– А все-таки усы твои так и просят, чтобы их подпалили! Уголек для усов – самое милое дело…
Все рассмеялись, и Карим тоже. Один из посетителей, сидевший, развалясь, на последнем оставшемся традиционном помосте, сказал:
– Говорят, все это было подстроено. Войлочную кошму скатали и кинули в печь вместо парня того. Народ, дескать, все скушает. Их расчет был – напугать людей, чтоб хвосты поджали.
Все немного помолчали. Потом Исик-усач сказал:
– Аллах знающий! Стало быть, все это было придумано заранее. – Он обратил внимание на Карима, заинтересованно слушающего разговор. – Сын того Исика! А от этого Исика чего хочешь?
Карим
Аббаси – старая монета, названная по имени шаха Аббаса I, равная четырем шахи.
