говорили, её избивал и редко бывал дома. Он работал водителем в селе, затем уехал, бросив фактически её одну с двумя детьми. Всё это должно было отразиться на её психике, на дальнейших взглядах, на жизни и судьбе. В её жизни было слишком много плохого, и это сломило её, ведь, надо помнить, она была всего лишь слабой женщиной. Я до сих пор помню свою бабушку, несмотря на то, что прошло много лет с тех пор, как она умерла. Она уехала от нас обратно к дочери, когда мне было лет шесть. Затем спустя какое-то время мы получили письмо от тёти, в котором сообщалось, что бабушка умерла.
Помню, я её боялась, потому что она всегда ходила за мной следом, она всегда была рядом и молчала. Мне хотелось бегать, играть с другими детьми, потому что я была обычным живым ребёнком, но бабушка запрещала мне это, и мне приходилось убегать от неё и прятаться. Помню, мама говорила о том, что бабушка наблюдалась у врачей с диагнозом «старческий склероз». Сейчас в наше время таких диагнозов уже не ставят, в медицине произошли существенные перемены. Думаю, в старости (ей было тогда более 70 лет) у бабушки было изменение личности. Она забывалась, не помнила многих вещей, принимала одно за другое, не узнавала своих детей. Всё это, конечно же, оставило след в моей душе, могло способствовать возникновению булимии.
Со смертью бабушки не закончились стрессы и напряжение в моей жизни. Это было время «застоя», талонная система, родителям приходилось много работать, чтобы в семье всегда были еда и достаток. Она, конечно, старалась уделять мне внимание, как и любые родители, любящие своё дитя, однако, это, возможно, было недостаточно для меня.
Мама затем, спустя много лет рассказывала мне о том, что она, когда приходила с работы, ей жутко, очень сильно хотелось отдыхать, выспаться (она работала постовой медсестрой в стационаре). Когда она ложилась и пыталась закрыть глаза, я руками открывала её глаза и говорила:
– Мамочка, не спи, побудь со мной.
Представляю, как ей было тогда тяжело и как она разрывалась между собственным ребёнком и работой. Усталость, как правило, порождает раздражительность и депрессию. Меня наказывали тем, что порой били ремнём, ставили на 2 часа в угол, не позволяли играть со сверстниками в ясный солнечный летний день. Эти запреты были порой беспочвенными, бывало, мне не позволяли играть с подругами, даже если я никаких проступков не совершала и проявляла все признаки детского послушания. Порой (с моей точки зрения) наказания были слишком жестокими за проступки. Чаще поступки эти совершались из-за недостаточного внимания и воспитательных навыков со стороны взрослых родителей. Наверное, я не была послушным ребёнком, и мне следовало вести себя более смиренно, чем я вела себя в то время. Своим повествованием я совсем не хочу бросить тень на моих родителей. Они очень хорошие люди, вырастили меня, вложили в меня очень многое.
Слава богу, что я не была рождена в семье алкоголиков или каких-либо
