и покачала головой: она больше не в человеческом мире, она в Ирии, и может при желании целоваться с местными драконами хоть до распухших губ, не боясь ни потерять второй облик… ни умереть ровно через год, как сулит ее проклятье. Другое дело, что желание у нее сейчас только одно – зарыться в меха и спать-спать-спать…
Она выбралась из воды, натянула домашнюю тунику – к штанам, которые с такой охотой носили змеицы, она до сих пор испытывала смутное недоверие. Промакивая волосы полотенцем, вернулась в спальню.
– Ну здравствуй, Криза. Давно не виделись. – раздавшийся из-за спины негромкий голос заставил ее резко обернуться.
– Ты! – выдохнула она, роняя полотенце…
Взметнулся туманный плащ… Короткий резкий удар опрокинул ее во тьму.
Год назад
Темнота отступала медленно. Нехотя. Отползала, шипя, как набежавшая на берег волна. Ненавижу волны. Ненавижу воду. Он согнулся пополам, задыхаясь от боли в груди и забился в кашле, выплескивая из легких воду с мерцающими в ней искрами. Чьи-то грубые, беспардонные руки тут же схватили его – он попытался ударить, но только бессмысленно взмахнул крыльями… нет, руками. Его попыток даже не заметили: перевернули, хлопнули по спине, острая, как шило, коленка надавила на живот, и он опять зашелся приступом кашля, извергая воду, кажется, разом с легкими. А потом тьма снова накрыла его с головой, и он рухнул в черную воронку, погружаясь все глубже и глубже.
Когда очнулся снова, то ощутил мягкое покачивание, как в лодке. Лежал, чувствуя себя под черным куполом неба мухой, которую накрыли чашкой. Разозлился, попытался поднять голову. Серебристо-фиолетовый свет луны заливал высокую фигуру на черном фоне небес – будто силуэт, прорезанный в черной ткани. Фигура орудовала шестом – приподнять, оттолкнуться, снова приподнять… Покачивание, плеск… Он хотел окликнуть гребца, но из пересохшего горла вырвался только невнятный хрип, усилие оказалось непомерным – боль вспыхнула сразу в шее, в спине, в груди и он уронил голову, гулко стукнувшись затылком. Вокруг клубился туман – сквозь белую пелену то и дело сверкали цветные искры. Казалось, туман клубился и у него в голове, погружая в тошнотворное забытье. Когда он очнулся в третий раз, вокруг царила тьма.
Пахло прогорклым жиром, затхлой водой и… немытым телом. Немытым телом – сильнее всего. Он брезгливо сморщился – вонючие человечки! – и попытался пошевелиться: сейчас встанет и выкинет вонючку вон. Убьет уже потом, на свежем воздухе – хуже самих человечков пахнут только их трупы. Пошевелиться получилось, встать – нет. Запах почему-то только усилился. С трудом он сумел повернуть голову: под его взглядом недавно еще густая тьма словно протаивала, сменяясь прозрачным серым сумраком, и он увидел… А что, собственно, он увидел? Он полежал, хлопая глазами. Рядом – протяни руку и коснешься, если бы он только мог протянуть руку – была… стена? Он засомневался: стена – это камень, украшающие ее самоцветы, на худой
